Императрица Орхидея - Анчи Мин

Играя на гордости принца Гуна, я воспламеняла его энергию и амбиции. Я считала, что если Нюгуру и я будем вести себя с ним покорно и робко, то он точно так же будет покорно вести себя с Тун Чжи. Мы практиковали конфуцианские принципы семейного уклада, и оба от этого только выиграли.

Да, я играла свою роль, хотя иногда такое ежедневное надевание маски казалось мне утомительным. Мне постоянно приходилось прикидываться, что без двора я абсолютно беспомощна. Мои министры работали только тогда, когда верили, что являются моими спасителями. Ни одна моя мысль не смогла бы получить их одобрение, если бы я не представляла ее как «мысль моего пятилетнего господина». Чтобы управлять другими, я научилась делать вид, будто управляема сама.

Чтобы доехать до Пекина, Нюгуру, Тун Чжи и всему Параду счастья потребовалось пять дней. К тому моменту, когда они приблизились к Воротам зенита, у людей и лошадей был такой измученный вид, словно в Пекин прибыла разбитая армия. Флаги повисли, туфли износились. Носильщики паланкинов с грязными и заросшими лицами тяжело волочили ноги, покрытые мозолями и волдырями. Гвардейцы плелись без строя и без удали.

Я вообразила как будет выглядеть Су Шунь и его Парад скорби, когда через несколько дней они тоже прибудут в Пекин. Тяжесть императорского гроба должна была сокрушить плечи носильщиков. В то же время Су Шунь скорей всего уже получил известие о моей смерти, и это должно было воодушевить его.

Однако радость возвращения домой повлияла на Парад счастья самым благоприятным образом. Все быстро построились, подтянулись, с гордостью выпятили грудь. Казалось, в городе никто понятия не имел о том, что случилось. Горожане выстроились перед входом в две линии и хлопали в ладоши. При виде императорских паланкинов толпа начала ликовать. Никто так и не понял, что в моем паланкине ехала не я, а мой евнух Ли Ляньин.

Нюгуру отпраздновала конец путешествия тем, что приняла подряд три ванны. Ее служанка рассказывала, что в последней она едва не утонула, потому что ухитрилась заснуть прямо в воде. Я позвала к себе Ронг и ее маленького сына, вместе мы навестили мать и брата. Я пригласила мать переехать ко мне во дворец, чтобы я могла о ней заботиться, но она отказалась, предпочитая оставаться там, где жила сейчас, в спокойном доме в отдаленном районе Пекина. Я не настаивала. Переселись она ко мне, и ей пришлось бы спрашивать разрешения на каждом шагу и по любому поводу. Ни пройтись по магазинам, ни встретиться со своими знакомыми. Ее мир будет замкнут пределами комнаты и сада, даже еду ей запретят готовить для себя самой Мне очень хотелось побыть с матерью подольше, однако я еще должна была встретиться с Нюгуру и обсудить с ней план действий в отношении Су Шуня.

— Если у тебя нет хороших новостей, то я не желаю ничего слушать! — предупредила она. — Это путешествие и так слишком сократило мое долголетие.

Я оглядывалась кругом. Все, на что падал взгляд, было разрушено варварами. Огромное зеркало Нюгуру поцарапано. Золотые статуи пропали, точно так же как вышитые панно со стен. Клозет пуст, кровать истоптана мужскими сапогами. Пол все еще усыпан осколками стекла. Художественная коллекция исчезла. Сады пришли в запустение. Рыбы, павлины и попугаи погибли.

— Страдание — это плод ума, — сказала Нюгуру, отхлебывая чай. — Надо разобраться со своими внутренними состояниями, и тогда ничего, кроме счастья, человек не почувствует. К тому же красота моих ногтей не пострадала, потому что на них всю дорогу были футляры.

Я посмотрела на нее и вспомнила, как она много дней подряд сидела в паланкине в насквозь промокшем платье. Я знала, насколько это тяжело, потому что сама испытывала то же самое, сидя на мокрых подушках. Ее стойкое желание сохранить достоинство в любой ситуации вызывало во мне самое глубокое восхищение.

Однажды во время путешествия мне захотелось выйти из паланкина и пройтись пешком. Нюгуру меня остановила: «Носильщики существуют для того, чтобы нас носить». Я возражала, что устала от долгого сидения и у меня все болит: «Я просто хочу проветриться». Она промолчала, однако выражение ее лица ясно говорило о том, что она меня не одобряет. Когда я все же решилась выйти на свежий воздух и пошла рядом с носильщиками, она была возмущена и дала мне понять, что чувствует себя оскорбленной. Я одумалась и быстро вернулась в паланкин.

— Не смотри на меня так, словно ты открыла новую звезду на небе, — сказала она, подбирая вверх волосы и придавая им форму вазы. — Я могу поделиться с тобой одной буддийской мудростью: «Чтобы что-то иметь, надо не иметь ничего».

Для меня в этом изречении не было никакого смысла. Она разочарованно покачала головой.

— Спокойной ночи и хорошенько отдохни, Нюгуру, — сказала я на прощание.

— Только ты пришли мне поскорее Тун Чжи.

После стольких дней разлуки мне так хотелось побыть рядом с сыном! Но я знала Нюгуру. Когда речь заходила о Тун Чжи, ее желание было законом, и я ничего не могла этому противопоставить.

— Можно я пришлю его к тебе после ванны? — робко спросила я.

— Хорошо, — ответила она, и я пошла к выходу.

— Не пытайся взобраться слишком высоко, Ехонала, — услышала я вдогонку ее голос. — Открой себя для вселенной и принимай все, что к тебе приходит. В борьбе нет никакого смысла.

Принц Гун уехал в Мийюн и оставил меня в одиночестве заканчивать обвинение Су Шуня. Мийюн находился в пятидесяти милях от столицы, и Парад скорби должен был сделать там последнюю остановку. Су Шунь и гроб императора Сянь Фэна по расписанию прибывали в Мийюн рано утром.

Жун Лу было приказано вернуться к Су Шуню и постоянно оставаться рядом с ним. Су Шунь был уверен, что все идет по его плану и что я, его главное препятствие, уже устранена.

Когда процессия подошла к Мийюну, Су Шунь был пьян. Он был настолько возбужден, что начал заранее праздновать победу вместе со своим кабинетом. Возле императорского гроба были замечены местные проститутки, которые воровали с него украшения. Когда генерал Шэн Бао торжественно встретил Су Шуня в воротах Мийюна, тот радостно объявил ему о моей смерти.

Получив от генерала не слишком вразумительный ответ, он огляделся кругом и тут только заметил стоящего рядом с ним принца Гуна. Су Шунь приказал Шэн Бао вывести принца Гуна вон, однако тот не сдвинулся с места.

Тогда Су Шунь повернулся к Жун Лу, который стоял у него за спиной. Тот тоже не повиновался.

— Стража! — завопил Су Шунь. — Схватить этого предателя!

— А у вас есть документ, подтверждающий ваше право? — спросил принц Гун.

— Мое слово — вот вам документ! — ответил Су Шунь.

Тогда принц Гун сделал шаг назад, а генерал Шэн Бао и Жун Лу, наоборот, сделали шаг вперед. Увидев это, Су Шунь вздрогнул.

— Вы не имеете права! Я назначен Его Величеством! Я представляю сейчас последнюю волю императора Сянь Фэна!

Императорская гвардия образовала вокруг Су Шуня и его людей круг.