Коварная ложь - Паркер С. Хантингтон

Я заметил, что оно было в гораздо лучшем состоянии, чем остальные на кладбище. Как часто он приходил сюда?

Гидеон продолжил:

– Я сожалел о том, как Вирджиния обращалась с вашей семьей, но ей нужно было контролировать дом. Это отвлекало ее от преследования Эмери и интриг. Я также знаю, что ты украл гроссбух в ночь котильона.

– Почему ты ничего не сказал?

– Я видел, как ты его сжег. Если бы не твой отец, я бы все равно не выдал тебя из-за того, что ты сделал для моей дочери. Мы все знали, это ты отправил Эйбла в больницу. Он указал на Рида лишь потому, что знал – ничто не ранит тебя сильнее, чем вред, причиненный твоему брату.

По сей день мои отношения с Ридом так и не восстановились. Маленький Член был умнее, чем мне казалось.

– Как ты узнал, что я сжег гроссбух? – Я подумал об обугленных остатках, которые запер в своем сейфе, прежде чем ехать сюда. Все еще жизнеспособные доказательства. Против вора. Против меня. – Ты сидел в кабинете с Эриком Картрайтом и Вирджинией. Ты не мог этого видеть.

– Я видел запись. У меня были установлены скрытые камеры в поместье после того, как я начал подозревать Вирджинию.

Второй выгодополучатель, о котором говорил Брендон Ву.

– Она была растратчицей, – сказал я, утверждая. Не спрашивая.

Я сложил все вместе в основном потому, что знал: папа никогда бы не сохранил дружбу с тем, кто навредил стольким людям.

– Я понял это слишком поздно. – Жалоба Гидеона казалась искренней. – Я украл у нее гроссбух и собирался передать его Комиссии, но ты забрал его после того, как я удостоверился в причастности Бальтазара и Картрайта. Почему ты сжег его?

– Эмери. Она заступилась за Рида и заставила тебя торговаться за его освобождение. – Я покачал головой и провел рукой по волосам. Сожаление ударило, как пуля в голову. Все это можно было предотвратить, если бы я оставил гроссбух там, где нашел его. – Она чертовски преданна.

Гидеон согласно хмыкнул.

– Почему ты вынул гроссбух из огня?

– Я подслушал, как вы спорили в кабинете.

Если Эмери узнает, я разведусь с тобой, Вирджиния, и отсужу у тебя все, чем ты владеешь, Картрайт», – предупредил Гидеон голосом ровным и по-настоящему угрожающим.

«Я тебя умоляю, – усмехнулась Вирджиния, – она уже знает. Почему, ты думаешь, я послала ее к этому психологу?»

– Я думал, Эмери знала о растратах и скрыла это от моей семьи, – продолжил я, – несмотря на то, что знала, мы вложили все в твою компанию.

– Это было не то, что имела в виду Вирджиния, когда сказала, что Эмери уже знает.

– Что она имела в виду?

– Вирджинии нужны были деньги, чтобы уйти от меня. Я бы дал ей разрешение на развод, чтобы она не лезла в нашу жизнь, но она подписала брачный контракт. Это заставляло ее нервничать. Так она присвоила деньги компании. Сначала немного, но ее аппетиты быстро выросли.

Он играл словами, выбирая их, словно домашних зверушек. Тщательно обдумывая.

– У меня были планы выдать ее, но у нее было нечто, чтобы меня шантажировать. Если бы я держал язык за зубами о ее причастности к скандалу, ничего не сказал об Эрике и Бальтазаре и уехал из Истриджа, она бы держала рот на замке.

– Они должны заплатить.

– Я не могу добраться до них. Так, чтобы Эмери не пострадала.

А затем он объяснил мне разговор, который я подслушал в кабинете. Он раскрыл мне свой секрет, сказав мне то единственное, что могло убедить меня скрыть это от Эмери.

Я не согласился с тем, чтобы лгать ей, но согласился с тем, что узнать об этом она должна от него.

Она была поворотным пунктом сюжета. Сюрпризом. Крученый мяч, брошенный в меня в конце книги. Если я хотел счастливого финала, мне нужно было поймать его и пробиться к финишу.

Я не мог хранить от нее секреты.

Если не скажу ей – потеряю ее.

Но если скажу – причиню ей боль.

Поэтому, когда человек, которому я четыре года хотел отомстить, попросил меня сохранить тайну – я согласился.

Даже если это значило потерять Эмери.

– Что, если бы люди знали только одно слово: «спасибо тебе»? – спросила я, лежа на полу в пентхаусе Нэша.

Я лежала на полу в гостиной, завернувшись в четыре огромных одеяла. Чрезмерно, да, но так шикарно. Я представила, как еду на единороге сквозь волну радуг и облаков из сахарной ваты.

Болеть замечательно.

Мое оправдание тому, что последние четыре дня я пропускала работу, но я убедила своего крутого босса, чтобы он сказал, что я больна (Нэша, не Шантилью).

Футболка «филофобия» задралась на животе. Я не стала одергивать ее. Нэш сидел на диване в одних спортивных штанах «Найк», шрамы были выставлены напоказ, чтобы я могла наслаждаться ими.

Приподняв подбородок в сторону еще одного одеяла, я призвала его взглядом. На самом деле Нэш набросил его на меня, добавив еще блаженства.

Он смотрел на то, как я превращаюсь в буррито, губы, мать его, наконец улыбнулись впервые с момента его поездки к папе.

– Это два слова.

– Рассмеши меня.

– Это слово станет бессмысленным.

– Или все станет лучше. Подумай об этом так: что бы ты сказал, «извините за опоздание» или «спасибо, что подождали меня»? Я бы скорее хотела быть благодарной, чем извиняющейся. – Я изобразила губами взрыв. – Бум! Все меняется. Перспектива изменилась.

Он пробормотал что-то про себя и посмотрел на меня прищурившись. Косяк, зажатый меж двух пальцев, был взят из тайника Рида. Он никогда не курил его, но я часто ловила его за игрой с ним.

– Что за трава, Сет Роген?

Он выбросил его в пластиковый пакет и укрыл меня еще одним одеялом.

– Твою мать, опять «вопрос-ответ»? Я опустила подбородок на кулак.

– Ты считаешь себя сентиментальным, Нэш?

– А что?

Я тихо гудела грудным звуком.

– Ты ходишь с травкой с той ночи, когда я жгла для тебя, а еще отправил мою футболку «Тише, Тигр» в химчистку вместо того, чтобы пожертвовать ее, как я просила.

Даже несмотря на то, что я хотела сохранить эту футболку, я всегда раздавала их. Мне нужна была вся хорошая карма, которую я могла получить. Это включало в себя распространение магических слов и помощь людям, которые в этом нуждаются. Если бы я сдалась и оставила себе эту футболку, я бы стала оставлять и остальные.

Нэш сделал выбор за меня.

– Эмери? – Он провел рукой по волосам. Один раз, что, как я заметила, он делал только для меня.