Беспредельная Римская Империя. Пик расцвета и захват мира - Альберто Анджела
Шрифт:
Интервал:
Священное место находится в административном центре Фаюм, этой житнице Египта и, соответственно, всей империи. Действительно, вокруг множество вилл и засеянных полей. На борт судна поднимаются три женщины и двое местных юношей. Некоторую часть пути они пробудут с нами. Эти люди направляются на праздник и одеты очень элегантно.
Продолжим рассматривать новых попутчиков, поскольку их облик дает нам представление о том, какими были египтяне во времена Римской империи. Они совершенно не похожи на сегодняшних жителей этой страны, представляющих собой результат миграций и последующих национальных напластований, с явными ближневосточными чертами и зачастую темнокожих. Сегодня они с легкостью бы сошли за греков из-за своих курчавых волос, светлой кожи и нередко светло-карих или зеленых глаз. Если же встречаются черные, то взгляд этот глубок, выразителен и страстен.
Прически женщин просты, но аккуратны. Любопытно, что брови не выщипаны, густы и иногда даже сходятся на переносице…
У первой девушки, худенькой и миниатюрной, на голове плотные мелкие кудряшки. В ушах — пара красивых золотых серег в форме весов, с тремя висячими жемчужинами, а на шее — лента изысканного ожерелья из сеточки белых жемчужин.
У второй девушки волосы собраны в пучок на затылке, а на шее — золотая цепочка с узорным диском посередине. Пурпурные одежды подчеркивают стройные и грациозные линии ее тела.
Третья дама кажется старше двух других. Это цветущая крепкая женщина. Настоящая матрона, с мясистым лицом и длинным крупным носом. Сзади волосы убраны в пучок, а лицо обрамляют ряды изящных кудрей. Примечательны ее серьги, напоминающие две большие виноградины из аметиста, покачивающиеся при каждом движении головы. Но особенно привлекает ожерелье — это золотой ободок, с которого свисают сотни гроздьев из маленьких золотых же шариков.
Дамы разговаривают с двумя молодыми людьми, безусловно, они братья, поскольку похожи. Между делом мы узнаем имя матроны, Алина. Но все зовут ее Тенос. Это любезная и обходительная женщина, мать двух девочек. Все смеются и подтрунивают друг над другом. Потом, прибыв на место назначения, они вежливо прощаются с нами и сходят по шатким балкам на причал.
Наблюдая за тем, как они идут по мосткам, в своих длинных туниках и столах, трудно не вспомнить наряды индийских женщин. Если хотите понять, как выглядели люди в римскую эпоху, подумайте об индианках. Движения, складки одежд, взгляды, ароматы (а также касты) приблизительно передают суть образа.
То, что мы сегодня наблюдали на корабле, могут увидеть посетители некоторых музеев. Легко представить облик этих дам благодаря исключительным портретам, которые были заказаны ими еще при жизни, висели в домах, а затем были положены после смерти на их мумии. Пески пустыни донесли их до нас в идеальной сохранности, и теперь они выставлены в разных художественных собраниях мира (портрет Тенос, кстати, хранится в Берлине). Изображений этих довольно много, и они объединены общим названием «Фаюмские портреты». Некоторые из них настолько реалистичны, что кажутся фотографиями. Их можно принять за снимки Оливьеро Тоскани,[139] сделанные в древности.
Не утруждая себя походом в музей, можете рассмотреть эти лица дома, в интернете. Возникнет чудесное чувство, как будто перед вами — знакомые лица, вы где-то уже встречались. Поистине поразительно, насколько каждое лицо может быть одним из тысяч современных итальянцев. Вы обязательно «узнаете» в них коллегу по работе, продавца из магазина около вашего дома или бывшего школьного товарища…
Но больше всего поражают их проникновенные взгляды. Это глаза живых людей, которых мы встречали здесь, в Египте, в римское время. Некоторых, как Тенос, прямо в пути. Например, на корабле.
Гробницы фараонов
Наконец мы прибываем в Фивы (современный Луксор). Отсюда группа экскурсантов начинает маршрут, и по сей день привлекающий миллионы туристов. Осмотр захоронений фараонов. Это может показаться необычным, но местные гробницы были уже известны и посещаемы в римскую эпоху. Свидетельством тому являются не только античные тексты, но и граффити на стенах, начертанные римскими туристами. Можно сказать, что туризм в античности в зоне Восточного Средиземноморья, то есть в Египте, достиг своего наивысшего расцвета благодаря установленному миру. Ни врагов, ни пиратов. Поэтому начиная с I века и впоследствии можно спокойно путешествовать (бури — отдельная тема). Этот удивительный период завершится только с приходом арабов в VII веке.
Солнце уже высоко. Нил остался позади, и группа философов делает первую остановку у двух огромных статуй, словно стерегущих дорогу в Долину фараонов, царей и цариц.
Обе статуи — размером с шестиэтажный дом. Они изображают фараона Аменхотепа III, одного из самых могущественных, правившего около 1400 года до н. э. Но римляне (а до них — греки) уверены, что перед ними Мемнон, мифологическая фигура, — эфиопский царь, сын Авроры, прибывший в Трою с собственным войском ради спасения троянцев, но убитый в бою Ахиллом. Римлян сбило с толку то, что у статуй нет лиц. Их наполовину разрушило землетрясение. Прочитываются только очертания сидящего на троне человека. Но римляне убеждены, что речь идет о сыне Авроры, поскольку одна из статуй на заре издает протяжный стон, как бы обращаясь к матери, то есть к Авроре… По правде говоря, такое бывает уже при взошедшем солнце, но это частности…
Группа греческих философов останавливается перед парой статуй. Они тронулись в путь ночью и теперь ожидают вместе с остальными туристами прихода заветного момента. Небо тем временем из черного стало синеватым, и за их спиной горизонт продолжает светлеть. Наконец выглянуло солнце, обнимая своим светлым взором рельефы, скрытые в гробницах фараонов и их цариц. Кое-кто тихо переговаривается. Потом все внезапно замолкают. Момент близок. Как верующие, застыв в молитве перед двумя странными полуразрушенными божествами, пришедшие образуют полукруг. Наконец одна из статуй производит звук. Он пронзителен, как будто кто-то задел струну музыкального инструмента. «Не совсем внятный свист», — повествует нам географ Страбон. «…Звук, похожий на пение струны лиры или цитры», — пишет Павсаний, историк греческого языка, живший во II веке. Всем ясно, что это говорит статуя. Многие, в том числе философы, настроены скептически. Страбон — в их числе. Не зная, как объяснить происхождение звука, он тем не менее оставался рациональным и с позиций науки заявлял: «…легче поверить любому логическому объяснению, чем полагать, что звук порождают эти камни…» (он задавался также вопросом, не издает ли шум где-нибудь спрятавшийся человек).
Действительно, вполне возможно, что музыкальный эффект происходит от перехода камня из охлажденного состояния ночью в нагретое днем.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!