Император. Поле мечей - Конн Иггульден

Помпей вернулся в Рим, но даже его присутствие не гарантировало порядка, особенно с наступлением темноты. Практически каждую ночь обитатели мастерской в страхе просыпались, разбуженные звуками драк и вооруженных столкновений. С крыши хорошо были видны пожары, постоянно разгоравшиеся в лабиринте улочек и переулков бедных кварталов. К счастью, нападений на мастерскую больше не случалось, но Брут боялся, что их организаторы заняты более серьезными делами.

Когда вторая неделя осадного положения уже подходила к середине, на рынках заговорили о том, что бандиты Клодия напали на дом оратора Цицерона и пытались сжечь его вместе с хозяином. К счастью, Цицерону удалось спастись, однако никаких обвинений против Клодия не последовало. Это стало еще одним знаком полного бессилия закона. Брут все жарче спорил с Александрией, и девушка наконец согласилась с его доводами: самое разумное в сложившейся ситуации — покинуть на время Рим и переждать смутный период в поместье Цезаря. С наступлением темноты город превращался в поле битвы, и даже мастерская не стоила жизней ее защитников. Однако для бывшей рабыни и этот дом, и горн, и запасы золота и серебра, и инструменты заключали в себе смысл и благополучие жизни, а потому, расставаясь со своим достоянием, Александрия горько плакала.

По просьбе девушки Брут рискнул отправиться к ней домой, чтобы забрать кое-какие необходимые вещи. Вернулся он вместе с матерью Октавиана, Атией. Добрая женщина присоединилась к собравшейся в мастерской компании.

Для Брута дни тянулись мучительно долго; трудно было выбрать подходящее для переезда в поместье время. Будь он один, никаких проблем не возникло бы, так как можно было бы переселиться в казармы легиона Помпея. Но случилось так, что с каждым днем количество подопечных лишь увеличивалось. Сестра Таббика привела в мастерскую, под защиту вооруженных людей, мужа и детей. Здесь же оказались и три маленькие дочери самого мастера. К вооруженным молодым людям присоединились их семьи. В общей сложности в доме собралось двадцать семь человек. Брут с трудом представлял себе, как можно безопасно перевезти такую компанию даже днем. Но вот сенат объявил о введении с наступлением темноты комендантского часа, и Брут понял, что дальше медлить невозможно. Дело в том, что решению сенаторов подчинились лишь добропорядочные и законопослушные граждане. Для бандитов комендантский час был пустым звуком, и в первую же ночь его действия заполыхал пожар на соседней улице. Тьма наполнилась страшными криками и стенаниями, а прекратил их сам жестокий огонь.

На следующее же утро Брут вооружил свой отряд всем, что смог найти Таббик, от кинжалов и ножей до обычных железных прутьев.

— По городу придется идти не меньше часа, и наверняка найдутся люди, которые захотят нас остановить, — начал инструктировать Брут. Центурион прекрасно понимал, что люди смотрят на него, как на спасителя, надежду и опору, а потому старался сохранять уверенность и даже оптимизм. — Что бы ни случилось, останавливаться ни в коем случае нельзя, понимаете? Если вдруг на нас нападут, придется отбиваться изо всех сил, но продолжать движение. Главное — выйти за городские ворота. От них до поместья всего несколько часов пути. Там мы окажемся в безопасности и сможем переждать беспорядки.

Слушатели ловили каждое слово и в ответ на пристальный взгляд командира все дружно кивнули.

Центурион не снимал серебряных доспехов. Правда, сейчас, покрытые грязью и сажей, они выглядели далеко не так впечатляюще, как обычно.

— Через несколько дней, а может, через несколько недель опасность пройдет, поверьте. Мне приходилось видеть и более страшные ситуации.

Брут вспомнил рассказы Юлия о гражданской войне между Марием и Суллой и снова пожалел о том, что друга нет рядом. Конечно, бывали в жизни моменты, когда центурион ненавидел своего командира, но в такую тяжелую минуту его поддержки отчаянно не хватало. Заменить Юлия в подобной ситуации мог, наверное, только Рений.

— Ну что, все готовы? — уточнил Брут. Открыв дверь, он выглянул на улицу, пытаясь оценить обстановку.

На заваленной грязью и мусором мостовой грызлись из-за куска хлеба тощие и одичавшие бездомные псы. В воздухе ощущался запах гари, а на углу с хозяйским видом стояла группа вооруженных людей.

— Все в порядке. Теперь быстро за мной, — скомандовал центурион. Его голос прозвучал напряженно, даже тревожно.

Компания вышла из дома, и Брут заметил, как вооруженные бандиты дружно обернулись. Пробраться незамеченными не удалось. Брут тихо выругался. Одна из малышек расплакалась, и мать взяла ее на руки, на ходу пытаясь успокоить.

— Интересно, пропустят они нас или нет? — едва слышно поинтересовался Таббик.

— Трудно сказать, — ответил Брут, не сводя глаз с бандитов. Их было человек десять — двенадцать. Все выглядели насквозь прокопченными дымом пожаров и покрытыми въевшейся сажей. Красные от бессонной ночи глаза казались дикими и безжалостными. Было совершенно ясно, что пощады от таких людей ждать не приходилось.

И действительно, бандиты вытащили ножи и направились через улицу, наперерез. Брут лихорадочно решал, что предпринять. Потом повернулся к мастеру.

— Таббик, если со мной вдруг что-нибудь случится, не останавливайтесь, идите к воротам. И само поместье, и дорогу к нему Александрия знает не хуже меня. Ее там обязательно примут.

Последние слова Брут доваривал, уже выхватив меч и резко полоснув им по воздуху. Его душил гнев. Как же можно допустить, чтобы честные, трудолюбивые люди в страхе убегали от подонков? Ведь это противоречит всем правилам и законам! За спиной в ужасе плакали дети, и от их слез ярость разгоралась все сильнее.

Брут налетел на негодяев, словно гроза. Одним движением он снес с плеч голову того, кто подвернулся первым, а потом убил еще двоих, настигнув их на бегу. Бандиты, отчаянно крича и моля о пощаде, бросились кто куда. Через несколько мгновений улица опустела. Брут не стал преследовать беглецов, а обернулся к спутникам. Александрия и Таббик быстро уводили всю группу прочь, стараясь, чтобы дети не заметили оставшиеся на дороге трупы.

— Шакалы! — зло выплеснул накопившуюся ненависть Брут. Он подошел к Александрии и заметил, что дети смотрят на него с ужасом. Действительно, некогда блестящие серебром доспехи были залиты кровью. Одна из девочек громко закричала, показывая пальцем на страшного дядю.

— Быстро к воротам! — скомандовал Брут, внезапно разозлившись на ни в чем не повинных беженцев. Его место рядом с легионерами, в Галлии, а не здесь, с этими испуганными, орущими детьми. Оглянувшись, центурион заметил, что разбежавшиеся было бандиты собрались снова. Они смотрели вслед удаляющимся людям, однако не пытались преследовать. Брут грубо, с отвращением сплюнул.

Дальше, до самых ворот, улицы оказались практически пустыми. Даже несмотря на то что Брут старался идти по самым оживленным участкам города, его повсюду встречало запустение. Принадлежащий Милону огромный мясной рынок выглядел пустым и заброшенным. Ветер угрюмо швырял к ногам сухие листья. Беженцы миновали целую шеренгу выпотрошенных лавок и сожженных жилых домов, и опять над улицей разнесся детский плач: мрачная картина убийства и разрухи приводила малышей в ужас. То и дело попадались трупы, и тогда Александрия старалась отвлечь внимание детей, хотя и сама была на грани нервного срыва.