Фанфик по Аркейн - Grishocs

Пытаясь ее вновь успокоить, мы опять поссорились. Чертов Рин, вечно из-за него одни проблемы. Хотя, отдавая себе отчёт, он, посути, в них и не виноват. Ну, может, только косвенно. Пытаясь понять, чем же он мне так насолил, за что я его так не возлюбила. То выходит, что я просто ревновала. Ведь за все время он не причинил мне никакого вреда, а иногда даже и защищал. Надо будет перед ним извиниться. Но вначале начистить лицо за все его выходки и за Джинкс.

Идя по поселению и смотря на этих людей, как здесь все мирно и спокойно, мне хотелось остаться здесь и помочь этим людям. Хотелось ещё попробовать уговорить Джинкс, но сомневаюсь, что она останется здесь без своего Рина. Навстречу мне вышел вестник, и он явно шел с целью поговорить. Вид его был очень уставший, он шел медленно, опираясь на свой посох, но чётко смотря на меня. Подойдя ко мне, он остановился и, встряхнув головой, пытаясь взбодриться, он заговорил.

— Вандер пришел в себя. Но ему нужен покой. — тихо сказал он.

— У вас получилось? — спросила я с сомнением.

— Да. Воспоминание о вашем друге пугали зверя, и он отступал. Вандер тоже боится его, из-за этого я провозился дольше, чем рассчитывал. — произносит Виктор.

— Почему он его боится? — спросила я у того, кто, по-видимому, видел его воспоминания.

— В воспоминаниях Вандера есть моменты. В одном из них к нему подошли люди и сказали, что Рин был убит. Они утверждали, что мальчик не тот, за кого себя выдает. Он их выставил за дверь, считая, что они перебрали. Но зерно сомнений это в нем породило. Он стал присматриваться к нему, замечать странности. Которых хватало и без этого. Второй случай после вашего громкого дела в Пилтовере, когда вы вернулись без него и ты сказала, что видела его мертвым. А он вернулся живой и целый, только одежда порвана и в пятнах крови, которые пытались затереть. Ещё и достал награбленное. Тогда он стал его опасаться и стал следить за ним. И третье яркое воспоминание, которое породило в нем страх. Это когда Рин, думая, что он один, писал в тетрадке и рассуждал, кто умрет, а кто будет жить. Называя имена и события, о которых знать не должен. Зверь же его боится из-за того, что видел, как над мальчиком экспериментировали, превращая в грозное оружие. Он был тем, на ком всё опробывали, прежде чем приступить к зверю. — говорил вестник, а я не перебивала его.

— Так кто он такой? — спросила я нервно.

— Не знаю. — сказал Виктор, пожимая плечами и уходя. — Я не знаю. — услышала я шепот.

Я же поспешила к Джинкс, надо было поговорить. Найти ее удалось очень быстро, так как не заметить на смотровой вышке фиолетовое пятно с синими волосами было просто невозможно. Я же поспешила к ней. Рядом с ней, как и всегда, находилась Иша.

— Вандер очнулся. — сказала я ей, не решаясь говорить о том, что узнала от вестника.

— Идём скорей к нему. — стала спускаться Джинкс с вышки.

— Виктор сказал, ему нужен покой. — говорю я, направляясь за ней.

— Ничего, мы тихонечко посидим внутри.

Спустившись, мы направились в домик, где на земле лежал Вандер в звериной форме. На его лбу красовались пигментные пятна, как будто три пальца вестника оставили свой след. Он мирно спал, и, не решаясь его будить, мы присели на бортик большого горшка в этом ботаническом саду. И стали ждать, летая в своих фантазиях.

— Я пойду поищу Рина, надо сообщить ему хорошую новость. — через некоторое время произнесла Джинкс, вставая.

— Постой. — остановила я ее.

— Что ещё? — стала закатывать она глаза к потолку.

— Виктор сказал о том, что видел в воспоминаниях Вандера о нем. — говорю я, пытаясь ее предупредить.

— Да? Мне это не интересно. — пытается выйти Джинкс за дверь, но я хватаю ее за руку.

— Он писал в тетради, решая, кто будет жить, а кто умрет, и тебя это не волнует? — стала нервно говорить я, повысив голос, чем, видимо, разбудила Вандера.

Вандер зашевелился на полу и стал вставать. Мы же стали наблюдать, как Вандер осматривает свои лапы и хмурится, а увидев нас, развернулся к нам и заговорил.

— Вай? Паудер? Как вы выросли. — сказал он, а увидев Ищу, удивлённо поинтересовался. — Вай, ты стала матерью?

— Не я. Джинкс. — говорю я, стирая рукой покатившуюся по щеке слезу.

Джинкс, вырвав руку, подошла к Вандеру и обняла, начав плакать. Вандер обнял ее в ответ, стараясь не поранить своими когтями.

— Джинкс? Кто это? — спросил не понимающий Вандер.

— Это я. — тихо произнесла Джинкс, обнимающая Вандера.

— Ты? — удивлённо произнес Вандер.

— Ее зовут Иша, и она сирота. Была, пока Рин не подобрал ее, а потом и я привязалась к ней. — говорит Джинкс, стирая слезы с глаз.

— Рин? Где он? — настороженно произнес Вандер. — Он опасен. Держитесь от него подальше.

Джинкс отпрянула от Вандера.

— Не опасней тебя, с твоими когтями. — нервно произнесла Джинкс.

— Извини. — тряхнул головой Вандер. — Я виноват перед вами. Но Рин знал, что это произойдет, он знал, что меня поймает Силко, он знал, что там все погибнут. Он все это знал заранее. Я понял это после того, как все случилось.

— Мне надо с ним поговорить. — пятится назад Джинкс, вытирая слезы с глаз.

— Ты не понимаешь, он опасен, он монстр. Он ведет свою игру. — говорю я, пытаясь отговорить Джинкс от опрометчивого поступка.

— Мне надо с ним поговорить. — чётко по слогам говорит Джинкс.

— Мы не знаем, где он. — произношу я.

— Я найду его. Все не может быть так однозначно. — говорит Джинкс, выбегая за дверь. Я хотела ее поймать, но Вандер остановил меня.

— Оставь ее, ей нужно побыть одной. — говорит он, смотря на закрывшуюся дверь. — Лучше расскажи, как вы жили.

— Это долгая история. — говорю я, глотая ком в горле и присаживаясь на бортик.

— Расскажи, я никуда не спешу. — присаживается Вандер.

— Ну чтоб тогда начать стоит с того, как ты выпрыгнул в пролом, спасая меня. — начала я свой рассказ. В некоторых местах приукрашивая, в других не договаривая. Рассказала, как сидела, как встретила сестру и все свои злоключения. Рассказала про Кейт, про расставания. Все, что было на душе. Прошло не один час, как я начала говорить, и в горле порядком пересохло. Да и день уже перевалил за обед, когда я закончила рассказывать свою историю. Вандер внимательно слушал, не перебивал. Он не стал смеяться или как-то критиковать, он просто обнял