Постумия - Инна Тронина

Внезапно под корень языка подступила дурнота. Любая еда сделалась противна. А ведь только что я хотела бежать в магазин за тортом. Теперь же могла только доплестись до туалета. В то же время очень хотелось дослушать Дрона и узнать, что он ещё припас. Кроме того, я знала, что тошнота исчезает так же быстро, как и появляется. Только вопрос, когда это случится, и вернётся волчий голод.

– Марьяна, тебе худо? – обеспокоенно привстал Дрон. – Ты уж не скрывай, скажи. Упала, что ли, вниз лицом, а теперь стыдишься признаться? Вид больной у тебя, вот что.

Богдан вдруг дёрнулся. Видимо, до него дошло. Отец двух дочек кое-что понимал в таких делах. Да и я, когда ждала Маамуна-младшего, до отъезда в приют жила у них в семье. При Дроне, само собой, он ничего не сказал. А мне было так плохо, что я не думала о последствиях.

– Да нет, Андрей Николаевич, не беспокойтесь! Сейчас пройдёт. – Я героически улыбнулась, хотя едва удерживала рвоту. Да и сознание стало каким-то пунктирным. – Ведь из Зелика пилила, а перед тем – туда. Встала рано. Извините…

– Из Ебурга пришёл ответ за запрос Грачёва, – продолжал Дрон. – Богдан привёз мне копию. Можешь прочесть, если хочешь. Суть в том, что Зубарев проходит там не как бандит, а как едросс, общественник и воспитатель молодёжи.

– Вот потому мы и не смогли получить его фотки, – вставил Богдан, опять косясь на меня. – Поскреби голого патриота – и откроется госфинансирование. Не скажу, что я особенно удивился. Ради Отечества чего не сделаешь, правда? Можно и барыгу с «вертушки» скинуть. И никаких фоток на сторону! А вдруг враги захотят навредить видному функционеру правящей партии? Недавно своякам дорогущий участок земли выделили – под спортивную школу. Так что получил я на Урале фигу с маком.

– Зато дядя Сева много чего привёз – из Сочи и от Талибана, – мстительно заявила я.

– Так вот, – продолжал Дрон, – у свояков есть несколько ЧОПов. В том числе и зеленогорский «Мангуст». Кроме того, муж родной сестры Семёна Зубарева, по фамилии Сокол, работает в военкомате. Он тоже известен как горячий сторонник Новороссии и присоединения Крыма. Прямо говоря, они занимались вербовкой добровольцев в Донбасс, и все об этом знали. И ни у одной ветви власти не были ни к Зубареву, ни к Соколу никаких претензий.

Тут я не выдержала. Зажав руками рот, пулей вылетела из-за стола. Распахнула дверь в туалет и, содрогаясь, наклонилась над унитазом. Кажется, я даже выла – так было больно внутри. Разогнувшись, почувствовала, что сзади кто-то стоит. В дверях, как статуя Командора, высился Богдан. Я взглянула на него снизу, словно побитая собака, и приготовилась к разборке.

– Хватит за пень меня держать! – прошипел братец и сунул мне в руку стакан воды. – Полоскай рот, пей, и снова… Ты беременна?

Я сначала в точности исполнила его приказ, а потом кивнула. Богдан скрипнул зубами.

– Первый раз, что ли? Не знаешь, что делать нужно?

В один миг я вспомнила бабку Тарью, её тяжёлые и горькие слова. А потом – свою истерику в Приветнинском. Пронзительное, очищающее раскаяние. Кажется, такое состояние называют катарсисом. И снова почувствовала горячую любовь к существу, которое сейчас больше похоже на рыбку, чем на человека. Оно заставляло меня страдать. Но я понимала, что заслужила это.

– Знаю. И сделаю.

Я имела в виду совершенно не то, на что намекал Богдан. Но сказать ему правду я сейчас не могла.

– Тогда давай, быстрей разворачивайся. Работы много. Если всё время будешь в обморок валиться, лучше уйди из группы.

– Богдашенька, миленький, не говори ничего дяде Севе! – взмолилась я, струхнув не на шутку. – Подожди немного! Я уже к врачу иду, завтра. И больше никогда вас не подведу. Хотя и до этого не подводила. Не надо его расстраивать – и так неприятностей куча.

– Ладно, помолчу. – Богдан принёс мне новый стакан холодной воды. Я жадно припала к краю. – Слушай, ты сегодня действительно в обморок падала? Ну, когда лицо повредила. И после этого машину вела?

– Да, ты прав. Так и было. – Я обрадовалась этой подсказке. – Долг свой всегда понимала. Если почувствую, что не могу больше работать, сама уйду. А прогонишь – с крыши прыгну. Ты меня знаешь – я это сделаю. Или у нас на «Просвете», или у Лёльки в городе. Там дома высоченные – как раз. А на Парнасе не буду. Вам там «студию» продавать…

– Прекрати, шизанутая! – Богдан растерянно моргал глазами. Таким беспомощным я его не видела никогда. – Без тебя тут голова кругом. Только и шантажируешь всё время! Знаешь, как дядя над тобой трясётся…

– Не шантажирую, а предупреждаю, – спокойно ответила я. И брат понял, что угроза будет выполнена. – Спасибо. – Я отдала ему стакан, спустила ещё раз воду в унитазе. – А теперь вернёмся к Дрону. – И первая вошла в комнату.

22 апреля (день). Данное Богдану обещание я выполнила – пошла к врачу. Но вместо того, чтобы взять направление на аборт, встала на учёт по беременности. Врачиха, конечно, решила, что свою роль сыграл страх перед опухолью. Я не стала её разубеждать. После возвращения домой сразу же легла на свой угловой диванчик Мюнхен-Д и заснула, как под наркозом. Не помню, что видела в забытьи, но только очнулась совершенно спокойной и невероятно счастливой.

На компьютерном столе стояла лампа с гнутой шеей и цветными витражными стёклами. По студии плавал тихий вечерний сумрак. Меня опять мутило, но теперь даже немочь была приятна. Падая в постель, я забыла снять ожерелье из лунного камня и такие серьги. Сняла только вечером, спрятала в домашний сейф-книгу. Он преспокойно стоял, раскрытый, рядом с лампой.

С наслаждением потянувшись и разогнав кровь, я спрыгнула с постели, спрятала украшения в сейф. Поставила его рядом с несколькими на открытую полку, за компом. И вышла на лоджию, в сиреневые сумерки. Солнце только что зашло, но с моей верхотуры просматривалась малиновая вечерняя заря. «Закат опять окрасил улицу красками дивными», – мурлыкала я, протирая пол на открытой лоджии. В город вернулись птицы и тут же на радостях «отметились». Этот день был тёплый – с небольшим дождиком, с облаками, с синим весенним небом.

В такую пору, конечно, могло быть и теплее. Но всё равно я не чувствовала холода, глядя на промзону «Парнас», на раздолье полей и лесов. Тепло будто бы шло изнутри. Над пятном зари горела звезда, и я шёпотом рассказывала о ней своему сыну.

С того вечера прошло ещё пять дней. Встав утром и сделав зарядку, я отправилась под душ. Не успела сменить купальный халат на лазоревый домашний костюм «Мадонна», как мне позвонил дядюшка. Скороговоркой предупредил о том, что сейчас будет, и тут же отключился.

Мне стало страшненько. Неужели Богдан проболтался раньше времени? С врачихой они не знакомы. Может, Кристина опять замутила поганку? Она наблюдается в этой же консультации, и вполне могла получить эксклюзивные сведения. Я до сих пор прописана на «Просвете». И, значит, у нас один гинеколог. А невестка как раз собиралась на ту операцию, от которой с ужасом отказалась я.