Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

Откуда-то раздалось негромкое как бы жужжание, и пуля, высекшая из каменной, судя по рикошету, плитки искру, цвиркнула в метре от ног десантника и улетела дальше в темноту. Тот даже не пошевелился: значит, настоящий, бывалый.

— Мы и гранатомет с собой привезли на всякий случай, ворота вышибать, — чуть повышая голос, сказал Зябликов, — Только это будет громко. Может, мы лучше все-таки не будем его испытывать?

— Я доложу, — сказал бывший лейтенант.

— Не надо, слышишь. Открывайте ворота, в войну играть не будем. Мы ведь с тобой, лейтенант, уже наигрались, правда?

Четверг, 3 августа, 0.15

Докладывать не было нужды, Мурат уже и сам видел кое-что в окно, его ухо было, оказывается, тоже знакомо со звуком срикошетившей пули, срезающей листья с дерева. Он посмотрел от окна на Ри, но она сидела совершенно безмятежно. Он открыл окно и крикнул в темноту по направлению к воротам:

— Вась, это кто там? — Голос его был напряжен, но спокоен, и это понравилось Ри.

— Их четыре машины, Мурат Исмаилович! — крикнул, уже в голос, но тоже без признаков паники, командир охраны. — У них оружие, похоже, мы тут на прицеле.

— Это мы! — крикнул Зябликов и, не найдя, как лучше объяснить, представился так: — Мы из городского суда. Отдайте нам присяжную, нам тут побоище не нужно.

— Ри! — вступил наконец и Журналист. — Ты здесь? С тобой все в порядке?

— Да, Кузя! — крикнула она, тоже подходя к окну. — Со мной все хорошо, он мне ничего плохого не сделал. Не трогайте его!

— Что делать будем, хозяин? — спросил из темноты бывший десантник, которого Мурат назвал Васей. Он был, в общем, доволен, что решение теперь придется принимать не ему, хотя чувствовалось, что, в принципе, у него был готов и какой-то план обороны.

— Сейчас мы тут посоветуемся, — сказал Мурат и посмотрел на Ри.

Она поняла по его взгляду, что он не боится за себя. И за присяжных тоже бояться было уже нечего. Было просто невозможно, чтобы кто-то из людей Мурата выстрелил сейчас в Майора: Майор и Журналист были ее друзья, и они были под ее защитой, хотя они думали, что это они приехали спасать ее.

— Я пойду? — сказала Ри, делая движение, чтобы поцеловать его на прощание хотя бы в щеку, но он уклонился и сказал:

— Нет уж, пусть зайдут, раз приехали, — и Мурат крикнул вниз: — Вася, открой им ворота! Двоим.

Однако, когда ворота открылись, еще один человек, что-то быстро скомандовав в черные кусты, тоже проскользнул к дому, подняв, впрочем, руки, чтобы было видно, что он идет без оружия. Дело было сделано, Зябликов был Коле-Кольту тут уж больше не командир, а ему следовало позаботиться и о собственных интересах. Так они и вошли в гостиную втроем: Журналист с хвостом, хромой Майор в свитере Анны Петровны и квадратный человечек в камуфляжной форме с таким лицом, с каким в деревне приходят на танцы, когда за пазухой нож, — а бывший лейтенант Вася остался снаружи.

— Э, да ты чечен! — весело сказал Кольт, которому Мурат ответил только одним ледяным взглядом и молчанием.

— Так это же адвокат, — сказал Журналист, жевавший жвачку, — Здравствуйте, господин адвокат, я же вам, кажется, за что-то еще должен.

— Он балкарец, — сказала Ри. — Старшина, кто этот человек с вами?

— Это Коля, он нормальный парень, — сказал Зябликов, — Ну а что бы ты хотела и вы, Мурат, или как вас там? Кто бы нас сюда пустил, если бы мы приехали вдвоем, разве не так?

— Так, — сказал Мурат.

— Он мне ничего плохого не сделал, — еще раз сказала Ри, обращаясь почему-то не к Старшине, а больше к Журналисту.

— Да я уж вижу, — сказал Кольт. — На заложницу ты не похожа, мне ведь тоже и заложников случалось освобождать. Но мы даром, что ли, как по тревоге, ехали вон откуда ночью? Как-то надо компенсировать наши расходы, даже если он и не чечен. И не только наши. — Он уже по-хозяйски ходил по гостиной и щупал ковер. — Вон и майора ты обидел, и друга его, короче, их всех, и девушку. Как насчет заплатить, чечен? У меня там ребята бойкие за забором сидят, им даже чечены рассказывали, где у них деньги лежат.

Было видно, что Кольту очень охота подраться — наверное, в Тудоеве ему было уже не с кем — или, в самом крайнем случае, денег, а так он не уедет. Старшина и Кузякин смотрели на Ри, как будто это она была тут хозяйка и речь теперь шла о ее деньгах.

— Ну ты же сказал, что мы с тобой вместе заработали денег за это дело, Мурат, — сказала Ри, — Значит, мы можем заплатить, ну так и давай заплатим.

— Хорошо, — подумав, сказал Мурат. — Пусть будет так, если ты решила с ними, а не со мной. Но, честное слово, я не понимаю, зачем тебе все это надо, Ри.

— А ты и не поймешь, Мурат, — сказала она. — Извини, конечно.

— Ну почему уж не пойму, — сказал он. — Но я бы лучше понял, если бы ты была мужчиной. А ты женщина. Женщины — они другие, это не их дела.

Журналист смотрел на него с интересом и жевал жвачку.

— Я присяжная, — сказала Ри, — Я буду женщина, когда кончится это чертово дело, вот тогда мы и посмотрим, а сейчас я присяжная.

— Нам в десять надо быть в суде, — сказал Зябликов. — А сейчас три. Надо ехать. Решайте все вопросы с Кольтом, а мы поехали. Пусть нас пропустят.

— Сейчас, — сказал Мурат. — Позвони мне, как там все сложится, Ри.

— А я останусь, — сказал Кольт, — Мы же еще не договорили. — Он повернулся к Зябликову, который смотрел на него с сомнением: — Вы езжайте, а мы тут еще потолкуем. И ты не волнуйся, заложница, суди спокойно, мы с чеченом обо всем мирно договоримся, он же говорит, что он балкарец, значит, все будет, как в аптеке. Мы, если кому останемся должны, потом из Тудоева пришлем.

Четверг, 3 августа, 10.30

— Ну что там, собрались они? — спросил Виктор Викторович у секретарши Оли.

— Нет еще, Виктор Викторович. Нет Кузякина и Огурцовой, и Старшины нет.

Он посмотрел на часы, на телеграмму из Алма-Аты, которую сразу же снова убрал в стол, и подошел чуть ближе к двери в зал, чтобы взглянуть, что там. Лудов сидел в аквариуме с закрытыми глазами, только едва заметно покачиваясь, но было ясно, что китайские медитации уже не спасают его от отчаяния, ему приходилось, делая усилия, шевелить губами, и он был похож теперь на рыбу, хватающую ртом на берегу бесполезный воздух вместо спасительной воды. Елена Львовна Кац уже не всплескивала руками, она утопила в них лицо. Прокурорша почему-то очень беспокоилась, но явно ничего не знала, а вот Виктория Эммануиловна была спокойна и, пожалуй, знала, и не очень старалась это скрывать. Присяжные, впрочем, даже и не выглядывали из своей комнаты, сидели там, как будто их и не было, как пчелы в дождь.

— Странно все-таки, что нет сразу троих, — задумчиво сказал Виктор Викторович Оле и вышел в зал, чтобы спросить у остальных: — Уважаемые стороны, у нас сегодня не пришло сразу трое присяжных, никто из них не звонил. Я не думаю, что удастся быстро узнать, в чем дело. Может быть, мы объявим перерыв до завтра?