Рыцарь справедливости - Николай Иванович Леонов

дороге неожиданно запиликал телефон. Звонил Борис Никонович. Говорил он нервно и отрывисто:

– Вадим, что происходит? Ты где сейчас?

– Еду. Куда? Не важно. Почему не вернулся к вам? Не хотелось нарваться на грубость и на свинцовую «пилюлю». В общем, дело дрянь: того, что я искал, в доме не оказалось. Эта вещь, скорее всего, уже в руках… Ну, вы поняли кого. Тут я бессилен чем-либо помочь. А расплачиваться своей башкой за чьи-то ошибки и просчеты считаю не нужным. Так что извините!

Еще в дороге он созвонился с Ромкой, объяснил ему ситуацию, и тот, услышав, сколько ему предлагает Ешмалов, сразу же согласился помочь (чай, почти кореша!). Пару дней Вадим отлеживался в «хате», найденной ему Ромкой. Свой телефон он отключил, не желая общаться ни с кем. Случайно узнав из теленовостей о предстоящих похоронах академика Семигорова, Ешмалов вдруг почувствовал, как ему нестерпимо захотелось увидеть это событие. Почему? А кто его знает. Это не было жалостью к умершему – он давно уже ни к кому не испытывал такого чувства. Стыд за содеянное? Да тоже как бы не из той «оперы». Боязнь расплаты? Ну, это в какой-то мере имело место быть… Но ему почему-то просто хотелось увидеть похороны убитого им человека.

И Вадим решил нарушить свое затворничество, чтобы съездить в сторону Фотона. Конечно, он рисковал, но нужно было заранее там, на месте, посмотреть, как лучше подъехать к кладбищу. По максимуму изменив свою внешность и взяв в каршеринге авто, Ешмалов отправился к Фотону. Порыскав около поселка, он быстро нашел кладбище и даже понаблюдал с некоторого расстояния, как сотрудники похоронного агентства роют новую могилу. Еще немного покрутившись подле погоста, он отбыл в город. Сдав машину, он снова затаился в своей «хате».

Следующим утром, уже на другом авто из каршеринга, он снова поехал к Фотону. Время начала похорон он рассчитал точно. Когда гроб с телом усопшего из катафалка перенесли к могиле и началось прощание – с речами коллег и учеников ученого, с медью оркестра, с зачитыванием телеграмм соболезнования от российских властей и иностранных научных центров (Вадим даже не подозревал, как много людей ценило и уважало этого старика), он вдруг заметил нечто неожиданное. С холма в сторону кладбища, явно опоздав на церемонию прощания, катила чья-то серая иномарка. И тут вдруг его словно пронзило разрядом тока: едут не на похороны, едут – за ним! Он тут же покинул свое укрытие и поспешил прочь.

Когда его арендованный «Опель» прыгал по грунтовке, тянущейся вдоль склона холма, ежеминутно рискуя перевернуться, а серый «Пежо» последовал за ним, стало окончательно ясно: едут по его душу. Но кто? Люди, посланные «кураторами», или полиция? Если гонится полиция, то тогда длительного срока в тюрьме не миновать. А вот если «кураторы», то очень скоро еще до заката, он рискует отправиться вслед за академиком. Причем умирать будет долго и мучительно. Когда сзади прозвучали выстрелы и пришлось удирать пешим ходом, Ешмалов надеялся только на одно – хоть бы это была полиция! Хоть бы это была полиция…

И вот теперь он сидит перед операми и рассказывает им о своей нескладной жизни, которая, если разобраться, по большей части была для него самого каким-то болезненным недоразумением. Если бы еще дня три назад ему сказали, что он открыто, прямым текстом расскажет каким-то посторонним мужикам все то о себе, что не всегда хотелось вспоминать самому, он бы не поверил. Но теперь в нем словно что-то перевернулось. Ему вдруг, наоборот, захотелось хоть как-то очиститься от этой пожизненной мути, липкой грязи, которая постоянно напоминала ему о себе, не давая искренне радоваться жизни.

Краем глаза Ешмалов видел лица своих собеседников. Все трое были задумчиво-спокойны. Ни у кого из них даже на мгновение не отразилось на лице чего-то наподобие кривоватой, двусмысленной ухмылки. Скорее наоборот. У интеллигентного с виду крепыша в светлом костюме на лице можно было прочитать: ну и что вот прикажешь с ним делать?

Самый высокий в этой троице чему-то хмурился и как бы хотел сказать: что ж ты, дурачина, дров-то в своей жизни так много наломал? Третий – широченный, в кожаной ветровке, сидел, подперев голову рукой, словно безмолвно констатируя: плохо, что ремня тебе некому было всыпать!

Когда Вадим завершил свое повествование, опера начали задавать уточняющие вопросы. Самый высокий, назвавшийся полковником Гуровым, спросил, где в данный момент могут находиться Борис Никонович и Мечислав Августович.

– Если честно, то не знаю, поскольку последний раз видел их несколько дней назад… – Ешмалов пожал плечами. – Если хотите, можно попробовать с ними созвониться…

– Дай ему его телефон, – взглянув на Стаса, попросил Гуров.

– А что? Пусть позвонит… – кивнул тот, доставая из ящика стола сотовый Ешмалова.

Вадим набрал номер Мечислава Августовича. Однако тот не откликнулся. Тогда он набрал номер Бориса Никоновича. К удивлению его самого, да и всех присутствующих, после второго или третьего гудка тот вдруг ответил. Поздоровавшись, Ешмалов представился:

– Борис Никонович, это я, Вадим.

– Я уже понял, что это ты. Откуда звонишь? – неприязненно пробурчал «куратор».

– На Ермолаевской, в одной тут хате залег… Хотел бы узнать: что мне делать дальше?

– Пока сиди там, нос не высовывай! – жестко приказал «куратор». – Назови свой точный адрес?

– Ермолаевская тридцать, квартира три. Первый подъезд, первый этаж… – сообщил Ешмалов.

– Будь на месте. Минут через пятнадцать-двадцать подъеду, что-нибудь придумаем… – пообещал «куратор», и в телефоне раздались короткие гудки.

– Опиши-ка его, как он выглядит внешне? – поинтересовался Крячко.

– Ну как? На вид – между сорока и пятьюдесятью, рост выше среднего, плотный, крепкий, костюм серый с коричневым оттенком, волосы зачесывает назад, очки в тонкой, золотой оправе, усы щеточкой, говорит немного в нос. М-м-м… Ну вот вроде и все…

Немедленно связавшись с главком, Гуров распорядился, чтобы на Ермолаевскую тридцать отправили опергруппу.

– Там в третью квартиру должен сунуться один человек, называющий себя Борисом Никоновичем, – сообщил он. – Его надо аккуратно задержать. Его приметы… – Лев рассказал о приметах, услышанных от Ешмалова.

Когда он закончил говорить и нажал на кнопку отбоя, Вадим угрюмо поинтересовался:

– Скажите, а за два убийства мне много дадут?

Он вкратце рассказал историю перестрелки с автограбителями.