Правда - Дмитрий Быков
Шрифт:
Интервал:
— Замолчи; я из-за тебя статью испортил, — оборвал его Ленин.
В Москве было голодно; который месяц большевики пили один неразбавленный спирт, и слушать этот гастрономический бред было выше сил человеческих. А ведь Лева Каменев никогда не был чревоугодником; если уж его так проняло...
— А повара у батьки! — соблазнительным шепотком продолжал Каменев. — Масло как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком... Два куска съел, а третий к щам приберег...
— Неужели верно говорят, что у батьки гарем из красавиц? — угрюмо спросил Владимир Ильич. С кончика пера стекла безобразная жирная клякса; он порвал очередной лист, швырнул в корзину для бумаг.
— Прекрасные девушки, — вздохнув, сказал Каменев. — Маникюр умеют и шьют как в Париже. Вот, гляди, какую они мне штучку подарили... — На нем был необыкновенной красоты шейный платок — муарово-серый, в вышитых розовых бутончиках. — И пляшут, и поют, и на гитарах играют...
Обессилев, Владимир Ильич внимал пению этой сирены, и лицо его жалобно кривилось; и вдруг он вскочил, отшвырнул перо и схватился за свою кепку.
— Еду! — сказал он Каменеву. — Еду в Гуляй-Поле. В конце концов, мне положен отпуск! — Он не брал отпуска ни в семнадцатом, ни в восемнадцатом; а ведь право человека на оплачиваемый отпуск было провозглашено еще на Втором съезде РСДРП.
— А кто ж будет управлять государством? — растерялся Каменев.
Свердлова к тому времени уже не было в живых; коллеги наивно полагали, что он умер, простудившись на митинге.
— Ты и будешь, — сказал Ленин и, видя, что Каменев трусит, прибавил для его успокоения: — Ежели что — советуйся с Троцким.
Поезд подъезжал уже к Гуляй-Полю; виднелись крепкие, хорошие избы, крытые железом, сады, ометы соломы... Погода стояла великолепная; Владимир Ильич, облокотясь о раму спущенного окна, жадно вдыхал свежий воздух и вспоминал обстоятельства своего знакомства с Махно. Сколько он с тех пор ни слушал аппетитные рассказы большевиков, навещавших батьку, ему все не верилось в эти гаремы и оргии: ведь Нестор Иванович поначалу был совсем, совсем другой человек...
Их встреча состоялась больше года тому назад в Кремле; у Ленина только что выдалась редкая минута спокойной работы в одиночестве, но Фотиева, его секретарь, вошла в кабинет и доложила, что к нему пришел посетитель. Владимир Ильич проворно убрал в нижний ящик стола фляжку с коньяком, стакан, две колоды карт, складную шахматную доску, пилочку для ногтей, связку старых любовных писем, завернутый в бумажку шмат сала, журнал «Дом и усадьба», стопку пикантных парижских открыток, початую банку с консервированными персиками и сказал:
— Просите.
Фотиева повернулась и вышла, всем своим видом демонстрируя неодобрение. Она была для Ленина постоянным источником раздражения и досады: он мечтал о секретарше стройненькой и вместе с тем пухленькой, большеглазой и разбитной, с пикантной родинкою на щеке, как у Троцкого, но Дзержинский со Свердловым навязали ему эту каракатицу, утверждая, что она прекрасный работник и всякое такое; со всех сторон окруженный некрасивыми женщинами, Ленин задыхался... Он услыхал через закрытую дверь, как Фотиева кому-то что-то говорит своим противным занудливым голосом; затем послышался звук робких, шаркающих шагов, дверь приотворилась, и на пороге возник посетитель.
Это был низкорослый человечек в потертом синем костюме, ничем внешне не примечательный; более всего он был похож на провинциального учителя гимназии. Манеры его были робки, почти жеманны, и двигался он скованно, как будто его ручки и ножки были привинчены к туловищу сильно заржавевшими шарнирами. Ленин подумал, что маленький человечек станет просить о какой-нибудь должности или материальном вспомоществовании, и уже прикидывал, сколько можно будет ему дать, не вызвав гнева кремлевской бухгалтерии. Он учтивым жестом пригласил посетителя садиться; тот опустился осторожно на самый краешек стула в позе, создающей впечатление, что, ежели хозяин кабинета сделает хоть одно резкое движение, — гость сразу вскочит и упорхнет, как напуганная птичка. Владимир Ильич улыбнулся ему ободряюще-ласково и спросил:
— Чем могу быть вам полезен, милостивый госуда... товарищ?
— Видите ли, я... я пришел сказать вам, что желаю уничтожить вас и ваше государство...
— Что-о?! — Ленин расширившимися от изумления глазами оглядел посетителя. Бомбы при нем явно не имелось. Тогда Ленин немножко успокоился и спросил:
— Что же дурного, почтеннейший, вам сделали я и мое государство?
— Ничего; просто я считаю государство преступным аппаратом и полагаю, что его следует уничтожить, — отвечал посетитель. — Ликвидировать власть, капитал, банки, школы, фабрики, заводы, возвратить людям природное состояние свободы... Я надеялся, что большевицкая революция даст народу свободу, но вы меня жестоко разочаровали. Я по своим убеждениям анархист, за это и в тюрьме сидел...
— А, вот оно что! — сказал Владимир Ильич, не слишком, впрочем, удивленный. Он знавал нескольких анархистов, и все они были похожи на этого: тщедушные, в очочках, интеллигентные люди, хотя некоторые из них и бывали с ног до головы увешаны револьверами; мужчин здоровых, разбитных и крепких анархические идеи почему-то мало привлекали. — Ну хорошо, а я-то вам чем могу помочь?
— Вот ежели б вы дали мне какой-нибудь мандат... и средства выделили...
— На то, чтоб вы меня укокошили?
— Нет, что вы, — смутился посетитель, — об этом покамест речь не идет... Для начала я бы желал создать этакую, знаете, народную армию, вольницу, наподобие Запорожской Сечи... Где-нибудь на юге, в черноземных районах... Я бы стал вождем, народным трибуном, как Пугачев... Атаманом... Потом я с моей армией вас свергну... Вы производите впечатление умного человека; вы должны признать, что это будет справедливо и разумно...
Владимир Ильич смотрел на сидевшее перед ним крохотное, тщедушное существо в потертом костюмчике и положительно недоумевал: как оно может рассчитывать сделаться народным героем и атаманом? Потом он вспомнил, как покойный Бауман рассказывал ему о «комплексе Наполеона», коим нередко страдают мужчины маленького роста. Тут ему стало неприятно: он и сам был росточку небольшого. «Ну, я — другое дело, — решил он, — а у этого с головою не все ладно».
— Так-так, — сказал он, — разумеется, по большому счету я с вами не могу не согласиться. (Тот же Бауман говорил, что с сумасшедшими спорить ни в коем случае не следует.) Однако, милостивый государь, вы же видите, что у нас сейчас делается: если вы свалите меня, то к власти тотчас придут генерал Корнилов или Колчак.
— А чем они хуже вас?
— Ничем, — признал Владимир Ильич. (Он не лукавил.) — Но их-то вам потрудней будет свалить. Они кадровые вояки.
— И что вы предлагаете?
— Для начала помогите нам разбить белых. Бейте их, пока не покраснеют. А потом уж поступайте, как вам ваша совесть подскажет.
— Пожалуй, вы правы, — сказал маленький человек.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!