Метро 2033. Отступник - Евгений Шкиль

― Заткнись, заткнись... — пробурчал насупившийся Ромка так, чтобы напарник не разобрал слов. — На два года всего старше, а понтов...

Ромка не любил Павла за подчеркнутую официальность, вечно задранный нос и активное желание показать молодняку собственную серьезную значимость. С товарищами он в любых ситуациях держал дистанцию, называл их исключительно полными именами. Хотя, конечно, это лучше, чем то, что вытворял царский наследничек Артур, который с насмешливой физиономией мог запросто при всех ляпнуть: «Привет, цветок полей и огородов!», толсто намекая на Ромкино прозвище Ромашка. Кому хочешь станет обидно...

Парень вспомнил о матери. Она первая стала называть сына Ромашкой. Но от нее слово не звучало оскорбительно, да и когда это было? В далеком детстве... Мама, мама... жила-жила, а потом умерла от степного поветрия.

Ромкины мысли об умершей привели за собой желание прикрыть глаза и вообразить себя пятилетним мальчиком. Как хорошо было бы оказаться снова в тех временах, еще до интерната! Конечно, годы были голодные, и даже полноправным гражданам не удавалось наедаться вдоволь, но и счастливых моментов выпадало больше...

...бывало, сидишь, ждешь, когда же придет мама. Сосешь палец или игрушку облизываешь, потому что очень хочется есть. А мамы все нет, нет. И уже, кажется, что она никогда не придет. Больше не нужны кубики, солдатики, книжки с картинками, ничего больше не нужно, только бы побыстрее пришла мама. Он все чаще с беспокойством посматривает на дверь, становится очень одиноко, даже страшно. Еще немного — и заплачет, потому что нет ничего ужаснее, чем быть покинутым. И вот, когда кончаются силы ждать, вдруг слышится возня за порогом, мгновенно заставляющая подскочить, и возникает мама в длинном сиреневом платье, в такого же цвета косынке, с матерчатым мешочком в руках, в котором лежит картофель, морковь или даже кусочек мяса.

― Привет, Ромашка, — ласково говорит она, — заждался, маленький мой? Проголодался, поди? Ничего, пожди чуток, сейчас я сварю картошечки и ты покушаешь.

О, какая безмерная радость наблюдать, как мама разводит огонь в печи и готовит ужин, который заставит, наконец, замолчать непрерывно урчащий животик. От счастья на глаза наворачиваются слезы, а фигура самого любимого, дорогого на свете человека видится размыто...

Ромка содрогнулся всем телом, открыл глаза и, схватившись за балюстраду, сообразил, что едва не потерял равновесие. Парень пришел в ужас: он заснул на посту, а сколько спал — только секунду или целый час — неизвестно.

«Забудь, забудь! — мысленно приказал он себе. — Давным-давно душа ее пересекла Дамбу Теней и растворилась в Море Погибели... а ведь вот оно, это море! — с каким-то мистическим трепетом подумал Ромка. — Это ведь про него рассказывают жрицы, про него, именно про него!»

― Пашка, — шепнул парень.

― Придурок, — зло, сквозь зубы выцедил напарник. — Не Пашка, а Павел, сын Александра. Что такое? Заметил что-то подозрительное?

― Нет, я просто хочу сказать, чтобы ты не смотрел на море, чтобы оно твою душу не растворило. В темноте оно жутко выглядит...

― Ты идиот, Роман, сын Георгия, заткнись и отслеживай свой сектор, но имей в виду, дисциплинарное взыскание тебе обеспечено по-любому.

― Стукач, — обиженно пробурчал юноша.

Ромка успел уже десять раз пожалеть, что напросился в этот поход. Все было так страшно и совершенно негероично. Перед внутренним взором нет-нет да возникали изуродованные, заляпанные кровью тела приятелей из авангарда, которых психованный выродок подорвал вместе с собой. А ведь еще на рассвете они преспокойно болтали, уплетая завтрак, приготовленный рабами... Потом истекающий кровью мальчишка-мутант, никак не хотевший умирать и мелко-мелко трясущийся с перерезанным от уха до уха горлом... Потом дым пожарищ и оглушающе ледяной ливень в жутком городе, что подавлял своей величиной, высотой и пустотой... И после всего этого напарник постоянно обзывается, считая себя чуть не равным богам священного Миуса.

«Разве я заслужил это?» — с негодованием подумал парень.

Ромка делал вид, что не догадывается, в чем причина пренебрежительного отношения сверстников: даже самому себе не хотелось говорить, что вид чужой крови был ему, мягко говоря, невыносим. Он и раба-то во время обряда совершеннолетия сумел зарезать только с третьего раза, за что стал объектом тупых шуточек товарищей по интернату. Но сознаться в такой слабости было совсем не в духе настоящих воинов, и поэтому, когда на Общем Собрании объявили о начале войны с мутантами, парень вымолил у старших разрешение пойти в поход.

Вот и напросился на свою голову. Теперь торчи на нелепой вышке с колоколами посреди города-призрака, рядом с жутким морем и пеняй на самого себя. Одно лишь радует: выродки, если и нападут, то не в его дежурство, ведь всем известно, что лучше всего атаковать противника под утро, а не в начале ночи. Так почему бы и не расслабиться, не поговорить по душам с тем же Пашкой. Но нет: этот уставщик непробиваем для подобных доводов.

Разочарованно вздохнув, Ромка осмотрел окрестности. Не заметив ничего такого, на что стоило бы обратить внимание, парень взглянул вверх. Звезд не было видно.

«Хоть бы луна показалась из-за туч, — подумал юноша, — и то веселее стало бы. И освещение какое-никакое... а вот мама говорила, что люди раньше могли до луны долетать и по ней ходили... чудно как-то это, невозможно представить... да, мама говорила... мама... мама... мама...»

Ромка вновь ощутил, как погружается в убаюкивающие воды сладостной дремы. Он опять увидел женщину с худым, усталым, но таким прекрасным лицом.

― Кушай, кушай, маленький, — говорит она, с нежностью касаясь его виска.

Прикосновение обожгло Ромку, и он отшатнулся, толкнув напарника.

― Да что же это! — с досадой проговорил парень. — Паш... то есть Павел, сын Александра, извини, я не специально.

Вместо ответа из-за спины донеслось невнятное прерывистое ворчание.

― Паша? — в голосе Ромки послышалось недоумение, он повернулся и увидел напарника, обнимающего столб, который поддерживал крышу колокольни.

Автомат образцового солдата лежал на полу, а сам Павел противоестественно дергал головой.

― Ты спишь, что ли?.. Ты... на посту заснул? — Ромка не мог поверить глазам.

Напарник не обратил никакого внимания на упрек младшего товарища, продолжая свою странную тряску.

― Сестренка, — бормотал он, — а ты совсем не выросла... такая же, как и была...

― Паша, — в ужасе воскликнул Ромка, схватив товарища за плечо, — я же говорил тебе, не смотри на море, говорил же я... Паша... очнись, Паша...

Краем глаза Ромка заметил движение: мужчина, осторожно переставляя ноги бесшумно двигался по крыше трапезной. Юноша, мгновенно вспотел, сердце отчаянно забилось. Вскинув автомат, он повернулся и навел оружие на незнакомца. Однако в этот момент на крыше оказалась худая женщина в длинном платье и косынке. До боли знакомая женщина.