Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Дик Фрэнсис

Когда он появится, я ему скажу.

Он остановил машину у парадной двери.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — сказал он. — Видок у тебя... Плохое падение. Жуткое.

— Я приму горячую ванну... надо разогнать оцепенелость. Спасибо, что подбросил меня домой.

— К следующей неделе отойдешь? Ко вторнику в Пламптоне?

— Абсолютно, — сказал я.

Уже темнело. Я обошел коттедж, отодвинул занавески, зажег свет, разогрел себе кофе. “Ванна, пища, телевизор, аспирин, кровать, — думал я, — и дай Бог, чтобы поутру не слишком болело”.

Бен пригнал мою машину и поставил под навес. Отдал мне ключи через заднюю дверь и пожелал спокойной ночи.

Миссис Джексон, жена водителя фургона для перевозки лошадей, что жила в соседнем коттедже, зашла сказать, что приходил налоговый инспектор.

— Да? — спросил я.

— Да, вчера. Надеюсь, я верно поступила, мистер Нор, впустив его. Но я не выпускала его из виду. Он был тут минут пять. Ни к чему не прикасался. Просто пересчитал комнаты. У него были документы из совета и все прочее.

— Все в порядке, миссис Джексон.

— И еще ваш телефон. Он все звонил и звонил, раз десять. Понимаете, когда тихо, я слышу через стену. Не знаю, может, вы хотели бы, чтобы я отвечала на звонки. Если нужно, то я могу в любое время.

— Вы очень добры, — сказал я. — Если будет нужно, я скажу вам.

Она усердно закивала. Позволь я ей, она стала бы опекать меня, и я понял, что она с радостью впустила человека из налоговой службы, чтобы только посмотреть, каково у меня дома. Добродушная, во все встревающая, остроглазая соседка, приемник и распространитель слухов и советов. Как-то раз ее сыновья разбили мне окно на кухне, когда играли в футбол.

* * *

Я позвонил Джереми Фолку. Его не было дома — не оставлю ли я сообщение? Передайте ему, что я нашел то, что он ищет, сказал я.

Как только я положил трубку, телефон зазвонил. Я снова взял трубку и услышал прерывистый детский голос:

— Я могу сказать вам, где эта конюшня. Я первый?

Я с сожалением сказал, что нет. Я сообщил ту же печальную новость еще десяти детишкам в течение последующих двух часов. Некоторые разочарованно проверяли, правильное ли место мне назвали — конюшня фермы “Зефир”. А некоторые спрашивали, знаю ли я, что фермой уже много лет владеют какие-то Иисусовы хиппари? Я стал расспрашивать, не знают ли они, как это “братья” умудрились купить конюшню, и случайно наткнулся на одного папашу, который об этом знал.

— Мы были в близкой дружбе с людьми, которые владели школой верховой езды, — сказал он. — Они хотели переехать в Девон и искали покупателя, и тут им подвернулись эти фанатики с чемоданом денег, и тут же все купили.

— Откуда фанатики узнали о конюшне? О продаже было объявлено?

— Нет... — Он замолчал, раздумывая. — О, я припоминаю... это из-за одного ребенка, который учился там ездить на пони. Да, верно. Маленькая миленькая девочка. Она жила у наших друзей неделями в прямом смысле слова. Я часто видел ее. Мать ее вроде бы была при смерти, и эти религиозные люди присматривали за ней. И через мать они узнали о том, что конюшня продается. Они в то время жили в каком-то полуразрушенном доме и, думаю, искали местечко получше.

— Полагаю, вы не помните фамилии ее матери.

— К сожалению, нет. Не думаю, что вообще знал ее, да к тому же столько лет прошло...

— Вы очень помогли мне, — сказал я. — Я вышлю вашему Питеру десятку, пусть он и не первый.

Отец фыркнул.

— Он будет очень рад.

Я взял у него адрес, а также фамилию бывших владельцев конюшни, но отец Питера сказал, что уже много лет не контачит с ними и не знает, где они сейчас живут.

Я подумал, что Джереми мог бы их разыскать. После ванной и ужина я выдернул телефон из розетки на кухне и перенес его в гостиную, где еще в течение часа он мешал мне смотреть телевизор. “Благослови Господь маленьких детей, — подумал я. — Сколько тысяч их еще мне позвонит? Никто из них сам никогда не бывал за тем высоким деревянным забором, это их мамы и папы ездили верхом в той школе, когда были маленькими”.

В девять часов я совершенно вымотался. Несмотря на долгое вымачивание в горячей ванне, мое избитое тело стало затекать. “Да пошли они все”, — подумал я. Я собирался поступить по-свински. Такое со мной всегда бывало после двадцати четырех тяжких часов, после стольких ушибов. Если я лягу в постель, то самое худшее просплю.

Я отключил телефон и пошел в ванную, одетый по-домашнему, почистить зубы. И тут позвонили в дверь.

Выругавшись, я пошел посмотреть, кто там звонит.

Открыл дверь.

Там стоял Ивор ден Релган с пистолетом в руке.

Я смотрел на пистолет, не веря глазам своим.

— Назад, — рявкнул ден Релган. — Дорогу.

Было бы враньем, если бы я сказал, что не испугался. Я не сомневался, что он собирается меня убить. Я словно стал бестелесным, все вокруг поплыло. Кровь бешено застучала в висках.

Второй раз за день я смотрел в лицо ненависти, и ненависть Йаксли перед силой ненависти ден Релгана казалась обычной злостью. Он ткнул меня смертоносным черным стволом, чтобы я подался назад. Я попятился на два-три шага, почти не чуя под собой ног.

Он вошел в дверь и захлопнул ее ногой.

— Ты мне заплатишь, — проговорил он, — заплатишь за то, что со мной сделал.

Осторожнее, говорил мне Джереми. Я не послушал его.

— Джордж Миллес был сволочью, — сказал он, — но ты еще хуже.

Я не был уверен, что смогу заговорить, однако смог. Голос мой звучал странно, чуть ли не визгливо.

— Так это ты, — сказал я, — поджег его дом?

Глаза его сверкнули. Его обычную спесь не сбило то, что сказал ему лорд Уайт, так разве мог ее пробить жалкий вопросик, заданный в последний момент?

— Ограбил, обыскал, поджег, — бешено выпалил он. — И все это время они были у тебя! Ты... ты змея подколодная!

Я разрушил основу его власти. Отнял у него влияние. Оставил его, буквально говоря, голым, как на том балконе в Сен-Тропезе.

“Джордж, — подумал я, — наверняка использовал эти фотографии, чтобы помешать его поползновениям проникнуть в Жокейский клуб. А я с их помощью уничтожил его”.

Прежде у него было какое-то положение, он имел какое-то доверие со стороны скаковой публики. Теперь у него не было ничего. Не быть никем никогда — одно, но быть кем-то и стать