Пасынок судьбы - Сергей Кусков

– Ничего, пусть себе живёт. Пошли кого-нибудь проверить его для порядка, на всякий случай. Связи с разведками, олигархами, прочей нечистью. Но мне кажется, ничего интересного в парне нет. Я знаю дочь, она могла выкинуть такой финт.

Хозяин кабинета вздохнул, собираясь с мыслями.

– После проверки пусть твой человек сотрёт о нём все данные, как и об остальном инциденте. Искать так искать – никаких лёгких путей. А когда она его найдёт и притащит ко мне… Если не передумает искать конечно же… – Он ехидно усмехнулся. – Вот тогда я и познакомлюсь с ним поближе…

Секретарь вышел. Мужчина поднялся и вновь запустил релаксационную программу, закрывая ею унылый вид венерианской равнины. Он не сказал Жану главного, почему так поступил. Дело вовсе не в том, чтобы она находила общий язык с охраной. Конечно, это важно, бесспорно, но девочки теперь в лепёшку расшибутся, а общий язык найдут. Дело в вызове, который подкинула судьба ему как отцу. Вызов под названием «влюблённая дочь». И его отцовская задача – сделать так, чтобы она не допустила ошибок матери, не стояла на коленях, прося прощения, много лет спустя, когда ничего нельзя будет изменить.

Любовь должна быть выстраданной, заслуженной, завоёванной. Если она преподносится на блюдечке с каёмочкой – это уже не любовь, а игра. Бэль слишком привыкла играть и теперь пусть сама борется за свои чувства. Или проверит их в бою…

…Или поймёт, что это совсем не то, что ей надо в жизни.

Он развернулся и вновь сел за стол. Впереди у него много работы.

Дверь открылась быстро. На пороге появился тот, кто мне нужен. За спиной его играла лёгкая зажигательная мелодия.

– Здорово, сосед!

Тот переступил порог и протянул мне руку:

– Здорово, Хуанито. Чё хотел?

Я показал ему коробку от подарка. Затем приоткрыл её и наполовину вытащил чёрный пластиковый диск.

– Можешь найти проигрыватель?

Сосед, а я точно знал, что он связан с разными ребятами, музыкантами, и может достать всё, что угодно, из мира музыки, удивлённо прицокнул языком и протянул руку к диску:

– Ого! Супервинил?

– Это хорошо или плохо? – Я сделал удивлённое лицо. Я рисковал, поскольку не знал, сможет ли он оценить мой подарок правильно. Мне повезло, не смог.

– Это супер, чувак! – Он постучал ногтем по пластине, но не там, где звуковые дорожки, а ближе к центру. – Эта штукенция офигенных денег стоит!

Я согласно кивнул:

– Точно.

– Наверное, штукарь-полтора? Щас же такие не делают!

– Больше бери. – Я картинно усмехнулся. – Два с половиной.

Он присвистнул и покачал головой.

– Где достал?

– Послушать дали, – уклонился я от ответа.

Глаза соседа вдруг загорелись любознательным огнём.

– А мне дашь?

– Самому только дали. – Я сделал вид, что задумался. – Давай так, ты тащишь проигрыватель, я его слушаю, а потом на неделю даю его тебе. Когда достанешь проигрыватель?

Сосед посмотрел на часы:

– Через полчаса.

– Идёт.

Он кивнул:

– Базара нет, договорились. Тогда завтра с утреца закинешь его, ага?

Я тоже кивнул:

– Договорились. Но не дай бог поцарапаешь… – Я погрозил кулаком.

– Да ты чё! Я чё, совсем не понимаю, что это такое? – замахал руками он.

«Угу, не понимаешь».

– Хоть одна царапина – заплатишь за него со своего кармана, – пригрозил я. Очень строго пригрозил. Но сосед – парень в теме, этот вряд ли испортит.

– Идёт. Ну, я пошёл, через полчаса жди.

Он прикрыл дверь, обулся и тут же проскочил мимо меня вниз.

У мамы, когда она меня увидела, сошла с губ радостная улыбка.

– Опять что-то случилось?

Я вкратце пересказал свою историю, не акцентируя внимания на том, кого и где видел и сколько на самом деле стоит подаренный мне диск. Выслушав, она вздохнула и покачала головой:

– И что мне с тобой делать?

– Мам, не начинай. И так тошно.

Я побрёл на кухню, еле передвигая ноги. Очень хотелось повеситься. Или утопиться. Или сделать всё сразу.

– Тебя весь день искала какая-то девушка, – донеслось мне вслед. – Несколько раз заходила, внизу сидела, ждала.

– Что за девушка? – Мне не было интересно. Я догадывался, кто это. Но она свой выбор сделала, пускай сама расхлёбывает последствия, что бы ею ни двигало.

– Высокая такая, смуглая. – Глаза матери ехидно блеснули. – Очень высокая!

…И очень настойчивая…

Я так и застыл с открытым ртом. Блин, я же говорил Эмме что-то про сегодняшний день! Как раз перед дракой с бандой Толстого в фонтане! Без особой надежды дожить до субботы. Зная надоедливость Шпалы, можно констатировать, что просто так она теперь от меня не отстанет.

Наконец остался один. Мне не хотелось ничего, совершенно. Даже раздумья о грядущем, как бы полегче и поинтереснее его встретить, не прельщали. Я лежал и тупо пялился в потолок, ни на что не реагируя. В голове крутилась только одна мысль: «Я потерял её. Вот так просто взял – и потерял».

Пришёл сосед, притащил проигрыватель – нечто архаичное, без виртуального управления, но внушающее уважение качеством выходного сигнала. Я трясущимися руками подсоединил его к своей звуковой системе, запустил вращающийся круг, как делал это мистер Смит, и положил на него диск. Затем, осмотрев перо, на конце которого оказалась обычная тонкая игла, опустил его на край каёмки.

Весь остаток вечера и половину ночи меня не было – я летал. Маленькая аристократка права: есть в этой музыке нечто, чего нет у нас, – то, что наши предки неблагоразумно потеряли во времена Третьей мировой, объявив крестовый поход существовавшему тогда миропорядку.

Этой музыке больше четырёх сотен лет. Да, клавиши звучали как смесь органа и пианино; гитары… тоже отставали в развитии… Но вот вокалист понятия не имел, что они такие старые – его голос слышался так, будто они играют рядом, в соседнем клубе, в соседней комнате.

Несмотря на архаичность звучания, музыка, которую рождала группа, не ведала о своём возрасте. Она была вне времени, вне пространства. Я лежал и слушал, как из глубины веков доносятся октавы, ноты и слова, рвущие душу на части точно так же, как рвали души людей столетия назад. Музыку вечности.

Sweet child in time

You’ll see the line

The line that’s drawn between the good and the bad

See the blind man shooting at the world

Bullets flying taking toll

If you’ve been bad,

Lord I bet you have