Пока течет река - Диана Сеттерфилд

– Так говорят о плодном пузыре. Младенец живет внутри его в период беременности. Обычно пузырь лопается при родах, но иногда – очень редко – этого не происходит. Прошлой ночью мне пришлось разрезать плодную оболочку, и младенец буквально выплыл из пузыря.

– Но при чем тут гравийщики?

– Все дело в странной истории, которую я услышала в «Лебеде». Там зашла речь о Дарвине и о происхождении человека от обезьяны, а один из них рассказал историю о том, что люди когда-то давно были подводными существами.

– Смешные выдумки.

Она покачала головой, подняла книгу и хлопнула по ней ладонью:

– Об этом написано здесь. Однажды, давным-давно, обезьяна стала человеком. И однажды, задолго до того, водная тварь выбралась на сушу и начала дышать воздухом.

– В самом деле?

– В самом деле.

– И что дальше?

– И вот однажды, двенадцать месяцев назад, маленькая девочка, которая должна была утонуть, почему-то не утонула. Она долго пробыла под водой и казалась мертвой. Вы ее достали из воды, и я установила, что у нее нет ни пульса, ни дыхания, а ее зрачки расширены. По всем признакам она умерла. Но потом оказалось, что она жива. Как такое возможно? Мертвецы не возвращаются к жизни. Допустим, погружение в холодную воду резко снижает пульс. Может ли мгновенное погружение в очень холодную воду настолько замедлить циркуляцию крови, что человек будет казаться мертвым? Звучит слишком неправдоподобно. Но если вспомнить, что каждый из нас проводит первые девять месяцев своей жизни погруженным в жидкость, такую возможность уже нельзя исключить безоговорочно. Теперь вспомним, что все мы, кто сейчас ходит по земле и дышит кислородом, в далеком прошлом произошли от подводных существ – что наши предки когда-то жили в воде, как мы сейчас живем на суше, – вспомним об этом, и тогда не станет ли абсолютно невозможное чуточку ближе к допустимому?

Она сунула книгу в карман и протянула руку Донту, чтобы он помог ей спуститься с высоты кресла.

– Вряд ли я смогу продвинуться дальше. Похоже, этой мой предел. Идеи, догадки, теории.

Рита упаковала свои лекарства, собрала в большой узел одежду, постельное белье и свою лучшую обувь, после чего они покинули дом, даже не попытавшись закрыть за собой дверь, и перебрались на «Коллодион».

– Куда теперь? – спросил он.

– Никуда.

Она растянулась на скамье и закрыла глаза.

– Хотя бы скажите, на каком берегу реки вас высадить?

– Ни на каком, Донт. Я предпочла бы остаться здесь.

Той же ночью на узкой постели в каюте «Коллодиона», под тихий плеск речных волн, Донт и Рита любили друг друга. В темноте его руки видели то, чего не могли видеть глаза: локон ее распущенных волос, округлость грудей, пологую впадину в области поясницы, крутой изгиб бедра. Его руки видели гладкость ее ног и нежную плоть в месте их схождения. Она откликалась на его ласки, а когда Донт вошел в нее, возникло ощущение, будто его самого изнутри стремительно наводняет река. Сначала он еще сдерживал этот внутренний паводок, но затем перестал ему противиться. Далее была только река и ничего, кроме реки; и эта река была всем – пока вслед за мощной финальной волной паводок не пошел на убыль.

После этого они лежали в обнимку и тихо беседовали о до сих пор не проясненных вещах: о том, каким образом жестоко израненный Донт сумел добраться от Чертовой плотины до «Лебедя» и почему, впервые увидев девочку, все приняли ее за куклу. Почему ее ноги были в столь идеальном состоянии, словно никогда не ступали по твердой земле? Каким образом паромщик может пересекать границу между мирами, чтобы вызволить свою дочь? И почему не было ни одной истории о том, как дети посещают иные миры в поисках своих родителей? Они гадали о том, что именно увидел Джонатан из окна комнаты, в которой лежал его мертвый отец. Они говорили о загадочных историях, которые Джо черпал из своих странствий между сном и явью во время приступов слабости, и о других историях, рассказанных в «Лебеде», и пытались найти связь между ними и солнцестоянием. При этом они неоднократно возвращались к двум вопросам: «Откуда явилась эта девочка?» и «Куда она потом исчезла?». Ни к какому выводу они так и не пришли. Размышляли они и о других вещах, не относящихся к делу, но оттого не менее важных. Река ненавязчиво чуть приподнимала и опускала яхту.

И все это время его рука лежала на животе Риты, а ее рука – поверх руки Донта.

А под их руками, во влажном сосуде ее чрева, новая жизнь устремлялась против течения, к истокам.

«Скоро, – подумали оба, – кое-что случится».

Через несколько месяцев Руби Уилер вышла замуж за Эрнеста, а во время свадебной церемонии в церкви ее бабушка взяла за руки Донта и Риту со словами:

– Благословляю вас обоих. Будьте счастливы вместе.

На ферме в Келмскотте у Алисы отросли волосы. Теперь она меньше походила на своего отца в пору его детства и больше напоминала обычную маленькую девочку. Бесс сняла повязку, посмотрела на нее правым глазом и вынесла вердикт:

– В ней нет почти ничего от Робина. Его жена, судя по всему, была хорошей женщиной. И эта милая девчушка пошла в нее.

– Думаю, кое-что она унаследовала и от тебя, дорогая, – сказал Армстронг.

Лачуга Корзинщика после потопа так и осталась необитаемой, а Лили переселилась в пасторский дом. Она с благоговением осмотрела комнату экономки, потрогала изголовье кровати, ночной столик и комод из красного дерева, постоянно напоминая себе, что дни, когда она не решалась владеть мало-мальски ценными вещами – «Я все равно это потеряю», – канули в прошлое. Щенку выделили место в корзине на кухне, и священник уже успел привязаться к нему так же, как Лили. Порой, размышляя об этом, Лили задавалась вопросом: а не она ли сама была в детстве заядлой собачницей, задним числом приписав эту любовь и сестре, – или они с Анной обе любили возиться со щенками?

Когда река вернулась в свои берега, на пойменном лугу был найден детский скелет с золотой цепочкой на шее и подвеской в виде якоря, застрявшей внутри грудной клетки. Воганы похоронили останки дочери и очень горевали, но нашли утешение в маленьком сыне. Они вместе посетили оксфордский дом миссис Константайн, которая участливо выслушала их рассказ обо всем случившемся, после чего они вволю наплакались в ее уютной гостиной, а потом умылись и вытерли лица мягкими полотенцами. А еще чуть погодя Баскот-Лодж и все прилегающие земельные угодья, включая Сивушный остров, были выставлены на продажу. Хелена и Энтони попрощались с друзьями и отбыли вместе с сыном на берега иных рек, в далекую Новую Зеландию.

После смерти мужа Марго решила, что пора передать бразды правления трактиром следующему поколению. Ее старшая дочь переселилась в «Лебедь» со своим супругом и детьми, и их дела быстро пошли в гору. Марго по-прежнему стояла за стойкой, подогревала сидр и готовила пиво с пряностями, но тяжелые работы – вроде колки дров или подъема бочек – передоверила своему зятю, благо силой тот обделен не был. Джонатан помогал сестре, как ранее помогал матери, и при всяком удобном случае рассказывал посетителям удивительную историю о девочке, которую достали из реки в ночь зимнего солнцестояния; о девочке, которая утонула, но потом ожила; о девочке, которая так и не произнесла ни слова до тех пор, пока вышедшая из берегов река – спустя ровно год – не забрала ее обратно, чтобы воссоединить с отцом-паромщиком. Но когда его просили для разнообразия рассказать что-нибудь еще, с этим, увы, возникала загвоздка.