Восточно-западная улица. Происхождение терминов ГЕНОЦИД и ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА - Филипп Сэндс

– Моего отца следовало судить, это было совершенно правильно. – От этой уверенности Никлас не отступался никогда.

В апреле, когда Франк произносил свою речь на суде, он хотя бы отчасти признал за собой вину.

– Это было правильно, однако было ли это искренне? – Никлас так и не избавился от сомнений, тем более что в августе его отец вновь изменил свою позицию. – Подлинный его характер обнаружился в повторном заявлении, – беспощадно подытожил Никлас: главная черта его отца – слабость.

В сентябре вся семья отправилась в Нюрнберг. Никлас показал мне фотографию: мать в крупной черной шляпе, черном плаще, из-под которого виднеется юбка, птичьи ножки, на лице улыбка – Бригитта куда-то поспешно ведет его и сестру.

– Думаю, это было 24 сентября. Мама повела меня; нас, детей, было пятеро. Мы вошли во Дворец правосудия, в большой зал, длиной метров двадцать, наверное. По правую сторону были окна, в другом конце зала я увидел и узнал Геринга с его родными. Мы сели, мама усадила меня на колени, мы говорили с отцом сквозь стеклянное окно с маленькими дырочками.

Как держался тогда его отец?

– Он улыбался, старался выглядеть бодрым. И я запомнил, что мой отец мне солгал.

То есть?

– Он сказал: «Еще два-три месяца, и мы отпразднуем Рождество дома, в Шлирзее, и мы будем снова все вместе и очень счастливы». Я подумал: зачем же он лжет? Я же слышал в школе, знал от товарищей, к чему все идет. Нельзя лгать семилетке, это запоминается на всю жизнь.

До приговора оставалась неделя. По воспоминаниям Никласа, он не сказал отцу ни слова. Ни одного.

– Я не попрощался с ним. Свидание продолжалось минут шесть-семь, не больше. Мы не плакали. Но мне было очень грустно. Грустно от того, что он мне солгал. Не сказал правду о том, что с ним на самом деле может произойти. Грустно от того, что нам предстояло.

Приговор был вынесен чуть позже, чем ожидалось, – через неделю после визита семьи Франков. Чтение заняло два славных, золотых осенних дня, 30 сентября и 1 октября. В городе усилили меры безопасности, прибавилось танков вокруг Дворца правосудия. Был строго ограничен вход в битком набитый судебный зал.

Путь из камеры в старом кирпичном здании позади Дворца правосудия – оно давно снесено – до судебного зала был недолгий. Военные полицейские в белых шлемах провели Франка по крытому коридору в лифт, затем подъем, и через раздвижную дверь он вышел в зал, сел в первом ряду подсудимых, посередине. Как всегда, Франк надел темные очки и следил за тем, чтобы затянутая в перчатку левая рука не оказалась на виду.

Бригитта Франк с Никласом (слева). Нюрнберг. Сентябрь 1946

Лаутерпахт прилетел из Англии за два дня до приговора. Он прибыл вместе с группой высокопоставленных британцев, в которую входил лорд Райт, глава британской Комиссии по военным преступлениям. Был с ними и Хаки Робертс, тот самый юрист, который годом ранее возглавлял борьбу против Лемкина и концепции геноцида{642}. Все они остановились в «Гранд-отеле». В день вынесения приговора за ними прибудут машины ровно в 9:15 и доставят всю группу во Дворец правосудия.

Лемкин 30 сентября был в Париже на мирной конференции{643}. Он надеялся убедить ее делегатов и добиться, чтобы в заключительный текст были внесены слова о геноциде. Здоровье его вовсе не улучшилось: вновь пришлось обратиться в американский военный госпиталь. Там, лежа на больничной койке, он и услышал приговор по радио.

Леон также находился в Париже, неподалеку, работал с вернувшимися во Францию беженцами и перемещенными лицами. Многие в отеле «Лютеция» с огромным интересом ожидали исхода процесса.

Чтение приговора разделили на две части. Первый день, понедельник, 30 сентября, был посвящен общему обзору фактов и юридическому обоснованию; виной каждого подсудимого в отдельности занялись на второй день{644}. Что касается фактов, судьи разделили их на аккуратные рубрики – пусть искусственные, однако вполне убедительные, что устраивало юристов. Сложные переплетения исторических событий и человеческих поступков упрощались до нарратива, который четко описывал захват власти нацистами, акты агрессии в Европе, преступное ведение войны. 453 открытых заседания понадобились для полного обзора этих двенадцати лет хаоса, насилия, убийств. Были заслушаны 94 свидетеля – 33 от обвинения и 61 от защиты.

Судьи оперативно разобрались с организациями. Руководители нацистской партии, гестапо, служба безопасности, СС, в том числе ваффен-СС, элитные войска общей численностью в полмиллиона человек – круг виновных лиц оказался очень широк. СА, кабинет министров Рейха, генштаб и верховное командование вермахта были освобождены от ответственности – полумера, юридический компромисс.

Далее судьи занялись актами заговора, агрессии и военных преступлений. Заметное место в приговоре заняли преступления против человечества, и впервые в истории эта концепция была утверждена в международном праве. Зал в тишине внимал повести убийств, грабежа, жестокого обращения, принудительного труда, преследований – все это отныне рассматривалось как международные преступления.

Франку и другим подсудимым, наверное, мучительно было вслушиваться в этот перечень, пытаясь угадать свою судьбу. Обвинение осталось недовольно тем, что три организации были выведены из списка преступных, но для подсудимых то был луч надежды: не качнулся ли маятник в другую сторону? Как обернется дело для Франка? Достаточно ли он сделал, чтобы спасти свою шею от петли? Достаточно ли было первоначального признания коллективной вины, или же он все испортил, в дальнейшем отступившись от своих слов? Его тревогу не могло не усилить выступление советского судьи Никитченко, который вновь процитировал слова из дневника Франка, иллюстрируя заключительную главу нацистской истории и преступлений против человечества: «Тысяча лет!» – снова и снова.

Трибунал использовал формулу, которую составил Лаутерпахт, а огласил Шоукросс: международные преступления «совершаются людьми, а не абстрактными организациями». Международное право может быть осуществлено, лишь если эти люди понесут наказание{645}. У каждого человека есть обязательства перед международным правом, «которые выходят за пределы послушания национальным законам, навязанным конкретным государством».