Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер

Когда они добрались до двери Питера, Конвей уже не на шутку встревожился.

— Я подожду здесь, — сказал он. — Но вы быстро. Не хватало мне мертвого пастора на руках.

— Я постараюсь, — сказал Питер и закрыл дверь.

Лихорадка или что-то похожее раздула сосуды в голове, и зубы стучали так сильно, что болели щеки и челюсть. Тошнота и сонливость накатывались волнами, стараясь сбить его с ног. Включая Луч, он думал, что промедление на несколько драгоценных секунд может стоить ему жизни. Но это вряд ли. Если укусы ядовиты, в больнице СШИК, скорее всего, нет противоядия. И яд сделает то, что должен сделать, и тогда он увидит кучу озабоченных лиц над собой, или яд подействует, когда он будет один. Может, у него вообще осталось несколько часов. Может, он будет первым испытанием новому патологоанатому — труп, полный инопланетного яда.

Если так, то он хотел перед тем, как потерять сознание, прочесть еще хотя бы раз, что Би его любит и что у нее все хорошо. Луч пробудился к жизни, и зеленый огонек внизу экрана замигал, указывая на то, что невидимая сеть заброшена во Вселенную, дабы найти хоть какие-то слова, которые могли бы принадлежать его жене.

Сообщение, когда оно наконец появилось, было кратким.

«Бога нет», — писала она.

— Плотником, — произнес парящий над ним голос.

— Мм? — промычал Питер.

— Когда я был маленьким, все в один голос твердили, что я стану плотником. У меня был талант к этому ремеслу. И потом... надувательство все это, скажу я вам.

— Надувательство?

— Весь этот красивый словесный флер вокруг медицины. «Доктор-волшебник», великий хирург — золотые руки. Нет ничего особо мудреного в том, чтобы починить человеческое тело. Нужно лишь мастерство на уровне... Я ж сказал — мы лишь плотничаем, лудим и шьем.

И в подтверждение своих слов доктор Адкинс воткнул иглу в Питерову плоть, чтобы наложить очередной стежок тонкой черной нитью. Он уже почти закончил. Шов выглядел очень элегантно — напоминал татуировку в виде летящей ласточки. Питер ничего не чувствовал. Его под завязку напичкали анальгетиками, которые в сочетании с колоссальным утомлением и двойной дозой местной анестезии сделали его совершенно невосприимчивым к боли.

— Как вы думаете, я отравлен? — спросил он.

Операционная будто бы то слегка расширялась, то сжималась в такт его пульсу.

— Мы не нашли в вашей крови ничего этакого.

— А как насчет... я забыл его имя. Доктор, вместо которого вы прибыли... ну... который умер?

— Эверетт?

— Эверетт. Вы уже установили причину смерти?

— Ага. — Адкинс бросил иглу в лоток, и тот был немедленно унесен сестрой Флорес. — Смерть.

Питер вложил забинтованную руку в белую льняную косынку, которую ему повязали через плечо. Теперь его клонило в сон.

— А причина?

Доктор Адкинс поджал губы:

— Острая сердечно-сосудистая недостаточность — с ударением на слове «острая». — Его дедушка, скорее всего, умер от того же самого. Такое случается. Можно есть здоровую пищу, поддерживать форму, принимать витамины... Но однажды просто умираешь — и все. Пришло твое время. — Он приподнял одну бровь. — Полагаю, вы назвали бы это «встретиться с Богом».

— Я думал, что сегодня пришло мое время.

Адкинс хохотнул:

— Вы выжили, чтобы снова проповедовать. Но если по возвращении туда вам снова попадутся эти тварюки, то мой вам совет... — Он крепко сжал в руках воображаемую клюшку и размахнулся что есть силы. — Займитесь гольфом.

Питер был слишком одурманен, чтобы идти самостоятельно, поэтому кто-то вывез его из хирургии на кресле. Две бледные руки возникли у Питера из-за спины. Они накрыли ему ноги хлопковым одеялом, тщательно подоткнув под бедра, и положили ему на колени большой пластиковый пакет с сандалиями.

— Спасибо вам, кто бы вы ни были.

— На здоровье, — ответила Грейнджер.

— О господи, простите, — сказал Питер. — Я не видел вас в операционной.

Она уверенно катила его по залитому солнцем коридору прямо к большим двустворчатым дверям.

— Я сидела в приемной. Не люблю кровавых ран.

Питер поднял руку, демонстрируя белоснежные бинты.

— Все уже заштопали, — сказал он.

Она еще не ответила, а он уже понял, что это ее не впечатлило. Руки, сжимавшие поручни кресла, напряглись — напряглись сильнее, чем это было необходимо.

— Вы совершенно не следите за собой, когда уезжаете в поселение, — сказала она. — Черт вас подери, вы просто кожа да кости. Да, я чертыхаюсь. Но вы только посмотрите на себя!

Он уставился на свои запястья, думая о том, что они и раньше были костлявы. Ладно, может, не настолько костлявы. Рука в толстой повязке выглядела чуть более изможденной. Сильно ли гневается Грейнджер? Просто слегка раздражена? В ярости? Его квартира всего в нескольких минутах ходьбы от медцентра, но даже несколько минут могут показаться вечностью, когда ты в руках человека, который зол на тебя. Пришибленный анальгетиками и потрясенный сообщением Би, которое снова и снова всплескивало в сознании, словно тошнотворная волна, он неожиданно разделил убеждение многих мужчин, которое они часто описывали ему во время пасторских бесед, — глубокую, безнадежную уверенность в том, что, несмотря ни на какие благие намерения, что бы они ни сделали, их удел — горько разочаровывать женщин.

— Эй, я старался на этот раз не дать ушам обуглиться, — сказал он. — Дайте мне время, я еще постараюсь.

— Вот не надо со мной как с маленькой.

Грейнджер протолкнула его сквозь двойную дверь, резко вильнув вправо.

— Курцберг был таким же, — буркнула она. — И Тартальоне. Они под конец выглядели как скелеты.

Он вздохнул:

— В конце концов все выглядят как скелеты.

Грейнджер раздраженно фыркнула. Она еще не закончила порку.

— Что там творится, в этом Городе Уродов? Кто виноват, вы или они? Они что, совсем не кормят вас там? Или они вообще не едят, и точка?

— Они очень щедры, — запротестовал Питер. — Они никогда бы... Да я и голода-то не чувствовал никогда. Они сами вообще мало едят. Думаю, большая часть того, что они выращивают и... э-э... производят... откладывается, чтобы кормить персонал СШИК.

— О! Как замечательно! Стало быть, мы их эксплуатируем? — Грейнджер снова сделала вираж за угол. — А я вам скажу, мы просто из кожи вон лезем, чтобы все сделать правильно, просто из кожи вон! Слишком многое от этого зависит, чтобы все просрать ради чертова империализма.

Питер сожалел о том, что этот разговор не случился гораздо раньше или что они не отложили его до лучших времен — когда угодно, только не теперь.