Лучи уходят за горизонт. 2001-2091 - Кирилл Фокин

— Его позиция не изменилась?

Нам Туен молча шёл дальше.

— Всё будет, как мы планировали?

— Штаб Союза располагается в Пекине. Я становлюсь ответственным секретарём, — сообщил Нам Туен. — Президент Цзи — первый секретарь.

— Положение о направляющей роли Китайской Республики…

— Убрали, — кивнул Нам Туен. — И ещё… президент Цзи готов допустить в правительство Союза представителей от Комитета по контролю за Сетью, при условии, что ЕС последует его примеру.

Иоанн замедлил шаг.

— Мы не предлагали этого.

— Моя инициатива, — сказал Нам Туен. — И он согласился.

— То есть, теперь надо убеждать правительство ЕС? — Иоанн рассмеялся. — Ответственность на мне?

— Принимайте эстафету, — кивнул тот. — Что с американцами?

— Мы не продвинулись. Эти республиканцы в Белом доме обходятся моим волосам слишком дорого.

Нам Туен посмотрел на густые светло-коричные волосы собеседника.

— Но я говорил с Дэвосом, — обнадёжил Иоанн. — Демократы собираются выдвинуть его в сорок восьмом.

— Они уже приняли решение?

— Нет, но Билл полон решимости, и, думаю, у него получится.

— Он дал какие-то гарантии?

— Мы говорили в Сети, — сказал Иоанн, — ничего определённого, но если его изберут, думаю, он примет нашу сторону.

— Остаётся три года прожить в конфронтации?

— Ну, на встрече, куда мы направляемся, они будут уверять, что никогда не призна́ют Азиатский союз.

— Никогда не говори никогда, — продолжил Нам Туен. — Вам сложно будет реформировать Совет Безопасности без них.

— Мы их дожмём, — уверил Иоанн. — Это вопрос времени.

— Ещё один пункт.

— Да?

— При американцах… Согласие президента на признание принципа универсальности прав человека и введения их в Конституцию Азиатского союза… Я оглашаю его сразу?

— Во-первых, при американцах мы стараемся не выражаться так сложно.

Нам Туен улыбнулся.

— Во-вторых, думаю, с этого и стоит начать.

— Атакуем их с порога?

— Именно, — вдруг фыркнул Иоанн. — Пусть оправдываются, почему не желают признавать союз, единственный в мире открыто декларирующий свои обязательства по защите прав человека во всех уголках земного шара…

— Боятся, что мы отберём их хлеб? — предположил Нам Туен.

— Такой статьи нет даже в Конституции Европы, — сказал Иоанн. — Наконец-то кто-то щёлкнет нас по носу.

Нам Туен промолчал.

— Я хотел бы провести это положение через ООН. И тогда, если мы добьёмся своего и в Совете Безопасности окажутся представители Бразилии, ЕС и АС, то американцы отступят и…

— «Акт Касидроу», Иоанн? — перебил его Нам Туен. — «Конституция сердца»?

Иоанн остановился. Нам Туен сделал пару шагов и тоже остановился, вполоборота развернувшись к Иоанну. Тот пристально смотрел на него.

— Вы помните? — спросил Иоанн, улыбнувшись. — Странно. Я думал, все давно забыли.

— Я думаю над тем, — сказал Нам Туен, — чтобы ввести часть из неё в Конституцию АС. Пусть Азиатский союз станет первым в истории человечества объединением, основанным не ради корысти, а из благих побуждений. Ради блага людей.

Иоанн медленно кивнул. Машины, сопровождавшие их, остановились, и охранники спереди и по бокам терпеливо ждали… Иоанн перевёл взгляд на Нам Туена — невысокого человека с круглым лицом и застывшей улыбкой. Конечно, ему подобрали идеально сидящий костюм и аккуратные электронные очки, углублявшие голубой цвет его глаз; ему пересадили тёмную шевелюру и омолодили кожу, научили держать осанку и смотреть добродушно, но проницательно.

Но «великий» Нам Туен, герой Кореи, спаситель разделённого народа остался тем мечтателем, который любой ценой был готов уничтожить своих врагов. «“Конституция сердца”, растоптанная и осмеянная у себя на родине, нашла дом в другой части света… То, что я писал, думая о христианском мироощущении европейца, пришлось по нраву полукорейцу, полукитайцу, атеисту или буддисту…»

— Что это за памятник? — спросил Нам Туен.

— Артиллеристам, погибшим в Англо-бурской войне, — ответил Иоанн. — Там надпись.

— «Воздвигнуто офицерами и рядовыми Королевской артиллерии в память о славе погибших», — прочитал Нам Туен. — Ангел уводит погибшего коня на небеса?

— Ангел сдерживает коня войны, — пояснил Иоанн, вместе с Нам Туеном разглядывая скульптуру на вершине монумента. — Но ваш вариант мне нравится.

— Я не хочу распространяться о «Конституции сердца», — сказал Нам Туен, — и, конечно, мне придётся обойтись без вашего имени. Но я буду признателен, если вы окажете мне помощь. Обсудим, когда вы прилетите на подписание союзного договора?

— Думаю, меня не будет, — ответил Иоанн. — У нас новый президент, и, боюсь, это последняя встреча, где я представляю Европу.

— Вас не будет в новом правительстве?

— Скорее всего нет. — Он помолчал, разглядывая, как ветер колышет кроны деревьев позади скульптуры: коня войны, которого ангел мира, расправив крылья, уводит на небеса. — Честно говоря, я и сам хочу уйти.

Нам Туен промолчал.

— Взять отпуск на год или два…

— Побыть с семьёй?

— Да. Завершу эту эпопею с Союзом и уеду с женой и дочками куда-нибудь… Буду говорить с ними на чистом английском языке, никакого китайского или американского…

— Сколько вашим дочкам? — поинтересовался Нам Туен.

— Старшей — десять, — сказал Иоанн. — Младшей — семь.

— Я вам завидую. Я не видел своих детей в этом возрасте.

Иоанн молча кивнул.

— И кто займётся реформой Совета Безопасности в ваше отсутствие?

— Я озвучил своё мнение президенту, — пожал плечами Иоанн, — там будут хорошие люди, большинство из которых разделяет мои взгляды. Вам будет легко с ними.

— Они разделяют ваши взгляды или имеют собственные? — спросил Нам Туен. Он посмотрел по сторонам, а потом указал в сторону Хорс-Гардс-роуд. — Пойдёмте?

— Да, — кивнул Иоанн. Они продолжили путь, свернув по кромке парка на юг, медленным шагом приближаясь к белому зданию Форин-офиса.

— Вы ведь дружите с Стивеном Голдом? — спросил вдруг Нам Туен.

— Да, — кивнул Иоанн. — Мы вместе учились и стараемся поддерживать связь, хотя с этой работой, сами понимаете…

— Мой сын собирается подвергнуть себя НБ-программированию. Это его выбор, это нужно ему для работы…

— Ваш сын работает в «Шугуане»? — вспомнил Иоанн.