Городские легенды - Чарльз де Линт

Так что же, Бумажный Джек — волшебник? Только не в моей истории, по крайней мере не в том смысле, в каком понимала волшебство Джилли. И все же у него была своя магия, такая, которая окружает всякого талантливого артиста, каким был Джек. А еще он всегда поднимал мне настроение. Рядом с ним даже самый хмурый день не казался таким уж мрачным, а солнечный становился еще светлее. Джек просто источал радость, и всякий хочешь не хочешь, а заражался ею. Так что в каком-то смысле волшебником он все же был.

А еще я часто спрашивал себя, интересно, откуда он взялся и как оказался на улице. Люди, которые кормятся на улице, примерно поровну делятся на тех, у кого нет другого выбора, и тех, кто сам выбрал такую жизнь, как я например. Но со мной не все так просто. У меня есть небольшая квартирка недалеко от того места, где живет Джилли. Да и работы я никогда не чурался, особенно зимой, когда игрой на улице много не заработаешь и концертов мало.

Не у всякого бродяги есть такой выбор, но мне казалось, что Бумажный Джек как раз может быть одним из них.

— Он такой интересный мужик, — продолжала Джилли.

Я кивнул.

— Но я за него беспокоюсь, — добавила она.

— Как так?

Джилли нахмурилась, ее лоб пошел морщинами.

— По-моему, он похудел, да и ходить ему труднее стало, чем раньше. Тебя здесь не было, когда он приходил сегодня, — он так шел, как будто земля его к себе вдвое сильнее тянула, чем других людей.

— Да ведь он старый, Джилли.

— В том-то и дело. Где он живет? Есть у него кто-нибудь, кто бы за ним приглядывал?

В этом вся Джилли. Сердце у нее большое, как город, в нем есть место для всех и всего. Она вечно собирает подкидышей, будь то собаки, кошки или люди.

Когда-то и я был одним из ее подкидышей, но это время прошло.

Может, взять да и спросить у него самого, — предложил я.

— Он же говорить не умеет, — напомнила Джилли.

— А может, просто не хочет.

Джилли покачала головой:

— Я уже миллион раз пробовала. Он слышит все, что я ему говорю, и всегда ухитряется ответить — то улыбнется, то бровь этак поднимет или еще что-нибудь, — но никогда не говорит ни слова. — Морщинки на ее лбу залегли так глубоко, что мне даже захотелось протянуть руку и их разгладить. — А в последнее время, — добавила она, — вид у него стал такой, точно он призрака увидел.

Скажи эти слова кто-нибудь другой, я бы решил, что у Бумажного Джека что-то неладно. В устах Джилли они обретали буквальный смысл.

— Так речь пойдет о призраках? — спросил я.

Я постарался, чтобы мой голос прозвучал как можно менее скептически, но по разочарованию, которое мелькнуло в глазах Джилли, я понял, что не слишком преуспел.

— Ох, Джорди, — вздохнула она. — Ну почему ты не веришь в то, что с нами случилось?

Вот версия происшествия, имевшего место года три тому назад, на которую ссылается в данном случае Джилли.

Мы встретили призрака. В дождливую ночь он вышел из прошлого и похитил женщину, которую я любил. По крайней мере, это именно то, что я помню. И Джилли тоже, но больше никто.

Ее звали Саманта Рей. Она работала в «Джипси рекордз» и снимала квартиру на Стэнтон-стрит, но после того как прошлое ворвалось в настоящее и похитило ее у меня, все в «Джипси рекордз» о ней забыли, и даже хозяйка квартиры со Стэнтон-стрит не могла ее вспомнить. Призрак похитил не только ее саму, но и стер всякую память о ее существовании.

Старая фотография, которую мы с Джилли купили немного погодя в антикварном магазине Мура, — вот и все, что мне от нее осталось. На обороте дата, написанная рукой фотографа: 1912 год. На фотографии была Сэм, Сэм в окружении незнакомцев стояла на крыльце какого-то старого дома.

Я ее помню, но ее никогда не было. Вот во что мне пришлось научиться верить. Потому что все остальное не имело смысла. Я помнил о ней столько всякого, но, наверное, все это было, как говорит мой брат, jamais vu. Это то же самое, что deja vu , только вместо ощущения, что ты уже бывал где-то, помнишь то, чего на самом деле не было. Я никогда раньше такого выражения не слышал, — брат подцепил его в триллере Дэвида Моррелла, который как раз читал тогда, — но мне показалось, что оно отражает суть дела.

Jamais vu.

Но Джилли тоже помнит Сэм.

Стоило мне подумать о Сэм, и грудь точно обручем сдавливало; от попыток понять, что же тогда случилось, начинала болеть голова. Мне казалось, я предаю Сэм, пытаясь убедить себя в том, что ее никогда не было на свете, но я не мог иначе, ведь поверить в то, что произошло на самом деле, было еще страшнее. Как жить в мире, где может произойти все, что угодно?

— Привыкнешь, — говорила мне Джилли. — Где-то рядом, бок о бок с нашим, существует еще один мир, невидимый. Загляни в него хотя бы одним глазком, и щелочка никогда уже не закроется. Ты всегда будешь помнить, что он есть.

— Но я не хочу, — сказал я.

Она только покачала головой.

— Думаешь, это тебе решать? — сказала она.

Человек всегда решает сам — по крайней мере, я в это верю. И я решил, что ловушка какого-то там невидимого мира привидений, духов и еще бог знает кого не для меня. Но Сэм продолжала сниться мне по ночам, как будто никуда не исчезала. И я все еще носил ее фотографию в футляре для скрипки.

Я и сейчас чувствую ее, она словно мерцает через кожу, шепотом говорит со мной.

Не забывай меня...

Да я бы и не смог. Jamais vu. Но хотел.

Джилли пододвинулась ко мне поближе и положила руку мне на колено.

— Чем упорнее ты настаиваешь на том, что ничего не было, тем хуже тебе становится, — сказала она, продолжая наш застарелый спор, которому, наверное, никогда не будет конца. — Пока ты не смиришься с тем, что все было, как было, память будет преследовать тебя, точно призрак, не давая тебе стать самим собой.

— А у Бумажного Джека такой же призрак? — спросил я, чтобы перевести разговор в более привычное русло или по крайней мере отвлечь ее внимание от моей персоны к чему-нибудь другому. — С ним тоже что-то в этом роде случилось?

Джилли вздохнула:

— Воспоминания иногда бывают хуже призраков.

Мне ли не знать.

Я бросил взгляд на нижние ступени лестницы, где еще недавно сидел Бумажный Джек, но его уже и след простыл, только парочка голубей вперевалку бродила на его месте. Принесенная ветром обертка от шоколадного батончика прилипла к подъему ступеньки. Я положил ладонь на руку Джилли и пожал ее, потом подхватил свой футляр и поднялся.

— Мне надо идти, — сказал я ей.