На службе зла - Роберт Гэлбрейт

– Нет, – отмахнулся он и с трудом дошел до стола регистрации, – я пришел навестить… Робин Эллакотт, у нее ножевое…

Взгляд его заметался по забитому людьми приемному отделению, где на коленях у матери хныкал маленький ребенок и держался за окровавленную голову стонущий алкаш. Медбрат показывал пожилой даме, как пользоваться ингалятором.

– Страйк… да, есть… мисс Эллакотт предупредила, что вы придете, – сказала регистратор, проверив записи в компьютере с излишней и раздражающей, как показалось Страйку, дотошностью. – По коридору и направо… первая палата.

В суете он слегка поскользнулся на блестящем полу, ругнулся и заспешил дальше. За его крупной, неуклюжей фигурой следили несколько пар глаз: люди гадали, в своем ли он уме.

– Робин? Мать честная!

Ее лицо исказили ярко-красные пятна; оба глаза опухли. Молодой врач, осматривающий рану от запястья до локтя, рявкнул:

– Вон, пока я не закончил!

– Это не кровь! – крикнула Робин, когда Страйк скрылся за занавеской. – Это чертов спрей из твоей сирены!

– Не двигайтесь, пожалуйста, – услышал Страйк слова врача.

Он вышел за порог палаты. Сбоку хранили свои тайны пять других зашторенных коек. По сильно натертому серому полу скрипели подошвы медсестер. Господи, как же он ненавидел больницы: их запах, их казенную чистоту вместе с запашком человеческого разложения, которые немедленно напомнили ему долгие месяцы в «Селли-Оук», куда он угодил, когда потерял ногу.

Что он наделал? Что он наделал? Он позволил ей работать, зная, что этот ублюдок на нее нацелился. Она могла погибнуть. Она должна была погибнуть. Мимо сновали медсестры в голубых костюмах. За занавеской Робин тихо стонала от боли, и Страйк заскрежетал зубами.

– Что ж, ей чрезвычайно повезло, – сказал через десять минут врач, раздергивая занавески, – что он не перерезал ей плечевую артерию. Однако сухожилие повреждено, и мы только в операционной определим, насколько серьезно.

Он явно посчитал их супружеской парой; Страйк не переубеждал.

– Ей нужна операция?

– Для восстановления сухожилия, – повторил врач Страйку, как слабоумному. – К тому же рану необходимо как следует промыть. И еще сделать рентген грудной клетки.

Он удалился. Взяв себя в руки, Страйк вошел в палату.

– Да, сплоховала по всем статьям, сама знаю, – выдавила Робин.

– Черт подери, уж не думала ли ты, что я буду тебя упрекать?

– Думала, – сказала она, слегка приподнимаясь на койке. Ее рука была временно закреплена на эластичном бинте. – Успело же стемнеть. Забыла об осторожности, да?

Он присел рядом с ней на освобожденный врачом стул и случайно смахнул с тумбочки изогнутый железный лоток. Посудина с лязгом упала и задребезжала на полу, а Страйк наступил на лоток протезом, чтобы унять шум.

– Робин, как ты вообще уцелела?

– Самозащита, – сказала она и в сердцах добавила, правильно прочитав его выражение лица: – Так и знала, ты мне не верил.

– Я-то верил, честно, – сказал он, – но будь я проклят…

– Я брала уроки в Харрогейте у замечательной женщины, которая прошла армию, – сказала Робин, слегка вздрогнув, когда устроилась удобнее на подушках. – После… сам знаешь чего.

– Это было до или после углубленных курсов вождения?

– После, – ответила она, – у меня же некоторое время была агорафобия. На самом деле вождение помогло мне вырваться из своей комнаты, а уже потом я стала брать уроки самообороны. Сначала записалась к мужику одному, но он оказался полным идиотом, – сказала Робин. – Все эти приемы дзюдо – проку от них ноль. А Луиза была великолепна.

– Правда? – только и сказал Страйк.

Из-за ее спокойствия он еще больше нервничал.

– Да, – подтвердила Робин. – Она рассказала нам, что обыкновенной тетке хитрые броски не нужны. Главное – быстро и с умом реагировать. Никогда не давай затащить себя в безлюдный угол. Используй слабое место, а потом беги со всех ног. Он скрутил меня сзади, но я услышала его приближение. Мы тыщу раз тренировали это с Луизой. Если тебя пытаются схватить сзади, надо нагнуться.

– Нагнуться, – бесстрастно повторил Страйк.

– У меня в руке был тревожный брелок с сиреной. Я нагнулась и саданула его этой штуковиной по яйцам. Он был в спортивных штанах. На пару секунд он меня отпустил, но я снова запуталась в этом проклятом сарафане… он выбросил вперед руку с ножом… не помню точно, что случилось потом… знаю, что он меня порезал, когда я пыталась подняться, но мне удалось нажать кнопку, она сработала и спугнула его – у меня по всему лицу разбрызгались чернила, да и у него, наверно, тоже, потому что он был близко ко мне… на голове у него была балаклава – я плохо разглядела… но когда он надо мной наклонился, я хорошенько приложилась ему к сонной артерии – этому нас тоже научила Луиза, сбоку шеи, можно сбить противника с ног, если правильно ударить, – и он отшатнулся, а потом, кажется, заметил прохожих и убежал.

У Страйка не было слов.

– Ужасно есть хочу, – сказала Робин.

Порывшись в карманах, Страйк вытащил «твикс».

– Спасибо.

Но прежде чем она успела надкусить шоколадную палочку, медсестра, которая вела за собой старичка-пациента мимо изножья ее койки, резко сказала:

– Ни крошки, вам же на операцию!

Закатив глаза, Робин вернула «твикс» Страйку. У нее зазвонил мобильный. Страйк в оцепенении смотрел, как она отвечает на звонок.

– Мам… привет, – сказала Робин.

Их глаза встретились. Страйк прочитал невысказанное желание Робин оградить мать, хотя бы на время, от того, что с ней случилось, но никаких отвлекающих маневров не понадобилось, потому что Линда затараторила, не давая дочери вставить слово. Робин положила телефон на колени, переключила на громкую связь и со страдальческим выражением стала слушать.

– …сообщи ей как можно скорее, потому что для ландышей сейчас не сезон, так что на них нужно оформлять отдельный заказ.

– Да ну их, – сказала Робин. – Обойдусь без ландышей.

– Хорошо бы ты позвонила ей напрямую и сама сказала, что для тебя предпочтительнее, Робин. Зачем нам испорченный телефон? Она говорит, что оставила тебе кучу голосовых сообщений.

– Извини, мам, – сказала Робин. – Я ей перезвоню…

– Здесь запрещено этим пользоваться! – сказала другая проходящая мимо медсестра.

– Извините, – сказала Робин. – Мне сейчас некогда, мам. Поговорим позже.

– А ты где? – спросила Линда.

– Я… я тебе потом позвоню. – Робин оборвала звонок и взглянула на Страйка. – Не хочешь спросить, кто из них, по моему мнению, это был?

– Думаю, ты не знаешь, – ответил Страйк, – поскольку он был в балаклаве, а тебе залило глаза чернилами.