Сердце зимы - Роберт Джордан

– Вкус ремня наставит тебя и вправит мозги, а заодно и выбьет из твоей башки всякую чушь, – ледяным голосом говорила высокая женщина. – Только попроси, и все будет сделано.

Мэт прочистил пальцем ухо и покачал головой. Должно быть, он ослышался. Селусия, безмятежно стоявшая, сложив руки на поясе, даже не шелохнулась.

Впрочем, Сюрот изумленно ахнула.

– За такое накажите ее обязательно, – сердито промолвила она, буравя Анат злобным взглядом. Или же пытаясь буравить. Для высокой женщины Сюрот была не больше чем креслом – ровно столько внимания чернокожая женщина уделяла Верховной Леди.

– Ты не понимаешь, Сюрот. – Вздох Туон шевельнул прикрывавшую лицо вуаль. Прикрывавшую, но не скрывавшую. Вид у нее был... безропотный. Мэт был потрясен, узнав, что она младше его всего на несколько лет. Он бы сказал, что не меньше, чем на десять. Ну от силы лет на шесть-семь. – Знамения говорят иное, Анат, – спокойно сказала девчонка, без всякого гнева. Она просто констатировала факт. – Будь уверена, если они изменятся, я тебе сообщу.

Кто-то постучал пальцем по плечу Мэта, и, оглянувшись, он увидел служанку с лицом, на котором расплывалась широкая ухмылка. М-да, напрасно он беспокоился – кошка не дала мышке уйти далеко.

Туон Мэта тревожила. О, когда они встречались в коридорах, он расшаркивался как только мог вежливо, а она в ответ совершенно игнорировала его, как и Сюрот, и Анан, но ему начинало казаться, что по коридорам те расхаживают уж больно часто.

Однажды днем Мэт, проверив и убедившись, что Тайлин заперлась с Сюрот по какому-то делу, пробрался в королевские покои и, войдя в спальню, обнаружил там Туон. Девушка рассматривала ашандарей. Он застыл на месте, увидев, что ее пальцы скользят по надписи на Древнем Наречии, вырезанной на черном древке. Надпись с двух сторон обрамляли инкрустированные вуроны из металла потемнее, и еще пара их была выгравирована на слегка искривленном клинке. У Шончан вуроны были императорской эмблемой. Не дыша, Мэт попытался бесшумно попятиться.

Лицо под вуалью повернулось к нему. Вообще-то хорошенькое личико, и оно могло бы быть даже красивым, если бы она не смотрела так, словно готова в любой момент дерево перегрызть. Ему уже не казалось, что Туон выглядит как мальчишка – талию ее всегда туго стягивали широкие пояса, так что только слепой не увидел бы изгибов фигуры, – но она очень напоминала мальчишку. Когда Мэт видел женщину моложе своей бабушки, в голове его редко не возникала ленивая мысль, что неплохо бы потанцевать с нею, может, и поцеловать ее, об этом он думал, даже глядя на этих надменных шончанских Высокородных, но по отношению к Туон у него не зарождалось и тени подобной мысли. Женщину должно быть приятно обнимать, а иначе какой интерес?

– Вряд ли, по-моему, эта вещь принадлежит Тайлин, – холодно, с медлительным шончанским выговором промолвила Туон, ставя копье с длинным наконечником в угол рядом с луком Мэта, – значит, она твоя. Что это? Откуда она у тебя?

Этот холодный тон заставил Мэта стиснуть челюсти. Проклятая женщина словно какому слуге приказ отдавала! О Свет, да насколько ему известно, она даже имени его не знает! Тайлин говорила, что Туон после предложения купить его больше не спрашивала о Мэте, даже не упоминала ни разу.

– Это называется копье, миледи, – сказал Мэт, борясь с желанием прислониться к косяку и засунуть большие пальцы за пояс. В конце концов, не надо забывать, что она все-таки шончанская Высокородная. – Оно мне досталось дорого.

– Я дам тебе вдесятеро против того, что ты заплатил, – сказала она. – Назови цену.

Мэт чуть не рассмеялся. Ему очень хотелось рассмеяться, и вовсе не от радости. Хоть ты и не думаешь продавать, я его куплю, поскольку могу за него заплатить. Так, видно, она думает.

– Плата была не золотом, миледи. – Мэт невольно коснулся рукой черного платка на шее, проверяя, хорошо ли прикрыт шрам. – Только глупец заплатил бы так один раз, а уж чтобы десять...

Какое-то время Туон рассматривала Мэта с непроницаемым выражением лица под прозрачной вуалью. А потом он для нее словно исчез. Она плавно прошла мимо него, как будто его тут и не было, и покинула комнату.

Это был не единственный раз, когда Мэт встречал Туон одну. Конечно, не всегда за ней по пятам шли Анат или Селусия, или охрана, однако ему казалось, как-то уж слишком часто случалось так, что, возвращаясь за чем-то, он обнаруживал, что она смотрит на него, или, неожиданно выходя из комнаты, натыкался на нее у дверей. Не раз он, покидая дворец, оглядывался и замечал в окне ее лицо под вуалью. По правде говоря, она только смотрела, и больше ничего. Смотрела и уходила прочь, словно его и нет; вглядывалась из окна, а потом, как только замечала ответный взгляд, поворачивалась спиной. Он был канделябром в коридоре, камнем из мостовой на площади Мол Хара. Однако из-за этих встреч Мэт начинал нервничать. В конце концов, эта женщина хотела его купить. Одного этого достаточно, чтобы человек разнервничался.

Но на самом деле даже Туон не могла повлиять на крепнущее в нем чувство, что дела наконец пошли на лад. Голам не возвращался, и Мэт подумывал, что тот, наверное, отправился снимать «жатву» полегче. На всякий случай, однако, он сторонился темных и безлюдных мест, где мог наткнуться на эту текучую тварь. Медальон – штука хорошая и уже не раз выручал, но среди людей оно поспокойнее. Когда Мэт в последний раз был у Алудры, она едва не проговорилась – он был уверен в этом, – но, придя в себя, поспешно выставила его за порог своего фургона. Женщина все расскажет, ничего не скроет, если не жалеть поцелуев. От «Странницы» Мэт держался подальше, чтобы не возбуждать подозрений Тайлин, но Нерим и Лопин уже перенесли тайком его одежду в погреб гостиницы. Мало-помалу половина содержимого окованного железом сундучка, стоявшего под кроватью Тайлин, тоже перебралась через Мол Хара и затаилась в тайнике в гостиничной кухне.

И этот тайник под полом кухни добавлял Мэту тревог. Упрятать туда сундучок было хорошей мыслью. Пока доберешься до золота, не одно долото сломаешь. Но тогда и сам Мэт жил в гостинице. Теперь же золото просто высыпали в углубление, дождавшись, пока Сеталль приберется на кухне. А если кто-то задумается, почему она всех выгоняет оттуда, когда приходят Нерим и Лопин? Если знать, где искать, то любой запросто поднимет каменную плиту. Он должен сам все проверить. И потом, много позже, Мэт гадал – почему проклятые кости его не предупредили.

Солнце еще не успело подняться из-за горизонта, как с севера задул ветер, что, по местным приметам, обещало дождь, и, когда Мэт зашагал через Мол Хара, небо затянуло темными тучами. В общей зале «Странницы» сидели другие посетители, на этот раз не было сул’дам с дамани, но Шончан и табачного дыма по-прежнему хватало, хотя музыканты еще не появились. Большинство людей в зале завтракали, нерешительно поглядывая в миски, словно не совсем понимая, что же они заказали, – Мэт и сам испытывал сходное чувство, когда ему приносили предпочитаемую эбударцами на завтрак странную белую кашу, – но еда интересовала не всех. За одним столом играли в карты и курили трубки трое мужчин и женщина в необычных долгополых одеждах, прически у всех – как у низшей знати. Взгляд Мэта на мгновение привлекли золотые монеты на столе; ставки высоки, игра идет по-крупному. Самые большие стопки монет выстроились подле низкого черноволосого мужчины, такого же темнокожего, как Анат; он по-волчьи ухмылялся своим противникам, сжимая в зубах длинную, украшенную серебром трубку. Но у Мэта и своего золота хватало, а в картах ему везло все-таки меньше, чем в игре в кости.