Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова

Нет уж.

Софья собиралась создавать нормальную систему оповещения. И в частности — ПГБ.

А чего?

Так и назовем — приказ государственной безопасности. Начальником… да вот хотя б и Ромодановский — только Федор Юрьевич. Семья хорошая, ребенок у него в царевичевой школе учится, способ контроля отработан — через близких‑то всегда надавить можно. Не считая избыточной заносчивости — очень умный кадр, к нему Софьины дворцовые девушки давно приглядывались. Любого будет хватать, тащить и не пущать, невзирая на чины, верен, аки собака, неглуп, въедлив… в остальном — научится. Не боги горшки обжигают!

Вызвать его на беседу — и ежели покажет себя умным, то и создавать приказ. Только фильтровать надобно серьезное от пустякового. Когда декабристы по углам шушукались — это одно, тут надобно знать — и действовать. Пусть, эвон, в Сибири митингуют, а еще лучше — в Японии, самураям объясняют, что за равенство. А когда дурак в кабаке нажрался, да орал, что плевал он на царя, ну, тут лучше Александровой методики и не придумать. Пинка под копчик — и передать, что царь на тебя тоже плевал. *

*- был такой случай, с солдатом. Нажрался, начал орать — и Александр 2–й с ним так и поступил. Т. е. сказал — освободить и передать, что царь‑де на тебя тоже плевал. Прим. авт.

Потихоньку Софья забирала нити управления в свои руки. И все чаще приходила ей на ум мысль, что отец умер очень удачно. Здоровым, при памяти — и не успев навредить ее замыслам. Сама б она не решилась. И рука не поднялась бы, все ж таки любил он ее, как родной отец, и открылось бы рано или поздно. Это вам не Наташку Нарышкину уничтожать во всех смыслах, им на роду только отцеубийства не хватало к уже имеющемуся.

А, ладно, не до тонких материй сейчас. Вот приведем все рычаги — колесики неповоротливой государственной машины в рабочее состояние — тогда и переживать будем. А пока — работать. Брат еще не приехал!

* * *

Григорий Ромодановский царевича встретил, как родного. Но о торжественности речь, просто Алексею Алексеевичу были рады. И в пышности приема сквозило живое тепло, кое ни за какие деньги не купишь.

Алексей рассказывал, что они успели сделать, что еще оставалось взять, Ромодановский отчитывался по своей части.

Потом крымских рабов, коих приловчились сплавлять в Персию, пока не уменьшался. Потом русских, кои в плену были у татар — тоже. И надо сказать, что плачевное состояние одних было примерно равно плачевному состоянию других. Бывшие рабы почему‑то напрочь забывали про 'подставь вторую щеку и будет тебе счастье'. Их тоже лечили, одевали, переправляли на Русь.

Часть татарских пленных трудилась на строительстве укреплений крепости Азов. Сами разрушили — сами и восстанавливайте, и укрепляйте.

А то турки еще придут… не будет ли войны с ними, государь?

Тут Алексей и сам не знал. Как повезет. Мехмеда — пусть на том свете гурии будут ему фуриями, знали, примерно представляли, чего от него ждать. Сулеймана же…

Да кто его знает?

Как повезет. Может и согласиться на предложенное, может и упереться — тогда надобно воевать будет. И тогда на переднем крае битвы окажутся сначала полки Собесского и казачьи полки в Крыму, а потом и Ромодановский. И тут укрепления весьма полезны будут. А заодно — тактика партизанского движения. Есть такое слово — герилья, Софья рассказывала.

Как повезет.

А на следующее утро царевич выехал из ворот Азова в сторону Руси. Домой, как можно скорее домой. Сестренка должна справиться, и все же — лучше самому поскорее оказаться дома.

* * *

Султан Сулейман получил письмо от русского государя в самое сладкое послеобеденное время, когда всем хочется сотворить молитву и отдохнуть, воздух плавится от жары, а на песок больно смотреть — так он играет в лучах солнца.

Султан и не смотрел, лежал в саду, вкушал виноград, слушал журчание фонтана… и письмо ему открывать не хотелось. Придется ведь что‑то делать!

Решать!

Воевать?!

Спаси Аллах!

Ничего такого Сулейману вовсе не хотелось. Да и как тут воевать? Самому? Вот уж в чем султан не обманывался, так это в своих воинских талантах. В их полном отсутствии. Ему и шахматы‑то плохо давались!

А посылать какого‑нибудь пашу? Чтобы янычары его полюбили, как родного? А султана потом… поменяли? Они уже это сделали не так давно, что им стоит повторить?

Нет уж, в ближайшее время ему бы без войн обойтись! Особенно на два фронта! Тут со Священной римской Империей не знаешь, что делать, на Крите опять бунтуют, персы активизировались и нападают, пытаясь отгрызть себе кусок…

А все эти русские собаки! Самое лучшее, что у них есть — это рабыни. Рабы из них плохие. Живут в неволе очень мало, бунтуют, а вот рабыни хорошие. Если, конечно, обученные и смирившиеся со своей участью. Даже любимая жена султана Сулеймана Кануни, Хасеки Хуррем была родом из этой загадочной страны.

Но свиток пришлось развернуть. И вчитаться, прогнав покамест всех, кроме глухонемых евнухов.

Впрочем, по мере чтения лицо мужчины светлело.

И было от чего. Война если и не отменялась, так откладывалась.

Русский царевич в самых изысканных выражениях извинялся перед султаном, что вынужден был… но чаша терпения народного переполнилась, Дескать крымские собаки так себя вели, что у народа терпение лопнуло напрочь и все дружно потребовали возмездия. Пришлось идти мстить, не то он сам бы слетел с трона. Конечно, впрямую ничего такого не писалось, но… понятно же!

Знал бы султан, скольких бессонных ночей и испорченных черновиков стоило Алексею с Иваном это письмо! Чай, не казачий ответ, с тем‑то быстрее управились!

А тут и прогнись в нужной позе, и так, чтобы урона чести царской не вышло.

Одним словом — поход был направлен против крымчаков, а ваши крепости, государь, попали под горячую руку. Подданные ваши почти и не пострадали, разве что рабов христианских вернуть заставили — но тут и понятно.

Далее следовало самое неприятное.

Возвращать крепости Алексей Алексеевич не собирался, это было видно. Но предлагал дружить домами — то есть пусть турки возвращаются, живут, где и раньше, дома вернем, в торговле ущемлять не будем, молиться не помешаем, при условии, что и они будут те же правила соблюдать…

А крымчаки…

Нет уж.

Два льва могут договориться между собой, но о чем им говорить с шакалами?

Сулейман крепко призадумался. Да, конечно, можно идти воевать наглецов. Но… этих 'но' уже столько перечислено, что с ума сойти можно! Нет, воевать не стоит, но и дружить… тут надо крепенько подумать, что стребовать с русского наглеца, а то еще забудется…

Опять же, и янычарам много чего надобно, особенно денег…