История внешней разведки. Карьеры и судьбы - Леонид Млечин

Ветераны разведки, которые успели поработать еще на Лубянке, когда существовал единый Комитет госбезопасности, с удовольствием говорят, что в Ясеневе атмосфера спокойная, доброжелательная, в коридорах люди здороваются друг с другом. А на Лубянке, когда разведка там находилась, было строго. Люди ходили чопорные, сумрачные, не разговаривали друг с другом. Там, правда, помимо разведчиков, сидели и второй главк (контрразведчики), и пограничники, так что шансов встретить в коридоре знакомого там было мало. Разговоры о служебных делах в столовой или в коридоре исключены. Говорят о футболе или погоде. Или, что значительно чаще, — о зарплате.

Конечно, с одной стороны, теперь в Службе внешней разведки больше генералов, чем было во всем КГБ. А с другой, полковник, начальник направления, до кризиса 17 августа 1998 года получал всего пятьсот долларов. После кризиса зарплата по покупательной стоимости уполовинилась. При Путине оклады увеличили. Но разведчиков по-прежнему спасают заграничные командировки. Зарплата имеет немалое значение, когда речь идет о привлечении молодежи.

Скажем, ЦРУ ищет молодежь открыто — через Интернет, публикует рекламу в газетах и журналах, обещая уникальную международную карьеру. В начале девяностых аппарат американской разведки сократился на двадцать процентов. Но уже в 1995 году начался новый набор. Каждый год отдел кадров ЦРУ получает несколько десятков тысяч заявлений с просьбой принять на работу. Хотя зарплата начинающего разведчика по американским меркам невелика — от тридцати пяти до пятидесяти тысяч долларов в год.

Требования — интерес к международным делам, знание иностранных языков, особенно когда речь идет о работе в таких регионах, как Россия, Китай, Ближний Восток, корейский полуостров, умение добывать информацию и быстрая реакция в тех случаях, когда сталкиваешься с неприятными неожиданностями.

Для оперативной работы ищут людей в возрасте до тридцати лет. Важнейшее качество — это коммуникабельность. Разведчику предстоит располагать к себе людей, чтобы можно было выуживать из них нужную информацию. Верность — другой ключевой фактор в отборе кандидатов. Новички проходят проверку на полиграфе (детекторе лжи), им устраивают психологические тесты, их прошлое тщательно изучается. Этим людям предстоит вести двойную жизнь. Они не смогут сказать, где они работают, они будут выдавать себя за совершенно других людей. То есть они лишаются права говорить правду, но с ЦРУ они должны быть абсолютно правдивы. Им объясняют, что говорить друзьям, соседям. Жены (или мужья) обычно знают, чем занят супруг. А детям скажут только тогда, когда они будут достаточно взрослыми, чтобы уметь хранить секреты. Не говорят даже родителям, чтобы они случайно в приливе гордости за сына не обмолвились, чем он занимается.

Разведка становится технологичной — в том смысле, что ее интересует не только политика, поэтому часто берут на работу людей с техническим образованием. Им проще беседовать с завербованными инженерами, они разбираются в секретах, которые им предстоит украсть. Состав работников ЦРУ резко изменился. Десять лет назад это были почти только мужчины с белым цветом кожи. Теперь нужны люди, которые могут сойти за своих в разных районах мира. Берут женщин, афроамериканцев и американцев азиатского происхождения. Вербуют молодежь в Чикаго и Детройте, где много выходцев из Центральной Европы.

Считалось, что женщины бесполезны в некоторых странах, где нет практического равноправия женщин, что в этих странах женщины не смогут завязать контакты с высокопоставленными чиновниками. Оказалось, что это не так. Женщины, работающие в ЦРУ, подали несколько судебных исков, обвиняя начальство в том, что то мешает их продвижению только потому, что они женщины…

Разведчики пребывают в уверенности, что они заранее обо всем предупреждают политиков, но политики не способны воспользоваться тем кладом, каким является разведывательная информация. А многие профессиональные политики достаточно пренебрежительно относятся к разведывательной информации, считая, что в принятии важнейших политических решений разведка помочь не может.

Люди, далекие от вершин власти, часто с мистическим уважением относятся к документам, помеченным пугающими грифами «совершенно секретно». Считают, что в шифровках разведки таится высшая мудрость. Уверены, что если бы они получили доступ к разведывательным сводкам, то им открылись бы все тайны мира. Знающие люди куда более скептичны.

Вадим Александрович Печенев, бывший помощник генерального секретаря ЦК КПСС, а в российские времена сотрудник президентской администрации, рассказывал:

— Если бы знали любознательные от природы люди, сколько уникальной «секретной» литературы и прочих материалов я вернул, не читая, а то и перемолол, не заглядывая в них, в спецмашинах, сколько «сверхсекретных» (в кавычках и без) бумаг, телеграмм, депеш, так называемых шифровок с грифами политбюро, КГБ, ГРУ я списал не читая!..

Если бы он и читал все эти шифровки и прочие секретные донесения, считает Вадим Печенев, то все равно вряд ли это помогло ему в понимании истинных движущих мотивов политики.

Сотрудники разведки и в советские времена не носили форму с синими петлицами, не щелкали каблуками и не обращались друг к другу по званию, но воинская система отношений наложила свой отпечаток и на разведку. Она исключает дискуссии и сомнения относительно приказов начальника. Разумный начальник, естественно, поощрял споры. Не очень умный запрещал. Это мешало исполнению главной задачи — снабжать политическое руководство страны объективной и осмысленной информацией о происходящем в мире.

Любимая среди военных команда «Не рассуждать!» в разведке не поощрялась, но многие резиденты отправляли в Центр только такие донесения, которые там хотели видеть. Если кто-то из офицеров не разделял мнение резидента, он не имел возможности сообщить об этом в Москву. Отправить шифротелеграмму в Центр может только резидент.

Не согласный с резидентом офицер должен был ждать отпуска, чтобы, вернувшись домой, попроситься на прием к начальству. И этот офицер рисковал многим, вступая в спор с резидентом, потому что жалобы на начальство не поощрялись. Знаю несколько случаев, когда поссорившихся с резидентом офицеров разведки, даже если фактически они были правы, раньше времени возвращали в Москву и назначали с понижением на второстепенный участок работы или вовсе переводили в разряд офицеров кадрового резерва.

Если же резидент не желал держать нос по ветру и отправлял в Центр реалистические телеграммы, это тоже не имело особого успеха. Переходя от одного начальника к другому, информация о реальном положении дел превращалась в свою противоположность. Донесения разведки не должны были расходиться с той картиной мира, которую рисовали себе в Кремле.

Крупнейшие провалы советской внешней политики, скажем ввод войск в Афганистан, объяснялись и этой порочной практикой первого главка КГБ. Работавшие в Кабуле разведчики утверждают, что они сообщали в Москву все, как было, но в Центре их донесения переписывались и смягчались.

Десятилетиями разведывательный аппарат в Восточной Германии докладывал в Москву о всяких пустяках, о мелких интригах внутри политбюро ЦК СЕПГ. Например, наши разведчики узнали, что генеральному секретарю ЦК СЕПГ Эриху Хонеккеру во время операции дважды давали наркоз, что, по мнению специалистов, не могло остаться без последствий для его умственных способностей…