Попутчица - Оксана Лебедева

Внезапно Тимур резко подался вперёд, вцепившись в обивку кресла. Неожиданно пронзившая его с ног до головы мысль, заставила мужчину побледнеть от страха и судорожно начать соображать, что же делать дальше.

'А если она ехала, ничего не сказав мне про ребёнка, потому что хотела снова...снова прервать беременность? Вдруг ей этот малыш не нужен или она опять чего-то испугалась?'.

В одну секунду поднявшись на ноги, Тимур тут же замер, прекрасно понимая, что его порыв уехать за Самсоновой и уехать немедленно, необходимо погасить. Ну не может он сейчас вот так всё бросить. Его жизнь не принадлежит только ему. Сделку в Париже отменить невозможно, да и он хотел сегодня вечером заехать к Саше. Сердце до сих пор было не на месте, даже после того, как ребёнка выписали из больницы.

Когда стрелка на часах успела промотать уже несколько кругов, Тимур, наконец, после судорожных изматывающих раздумий, нашёл единственное на его взгляд возможное решение. Вцепившись в телефонную трубку, он набрал нужный номер.

- Кость, привет, это Вербицкий, узнал? Слушай, у меня к тебе маленькое, но очень важное дельце будет. Какие сто рублей? Ветров, если выполнишь, всё чисто получишь не одну сотню, уж я тебе обещаю. Тут такая ситуация, мне очень срочно в Париж лететь надо, сделка важная должна состояться, а у тебя, кажется до пятнадцатого числа отпуск? Ты сильно занят? Отлично! Тогда можно я тебя припахаю на пару дней? Слушай, ты ещё не забыл службу в органах? Да за человеком одним нужно будет проследить, причём очень качественно. Я должен знать о каждом его шаге. Для меня Кость, это не просто важно, для меня это жизненно необходимо. Сделаешь?

Получив положительный ответ и обсудив всё до последних мелочей, Тимур облегчённо откинулся на спинку кресла. Конечно, в какой-то степени напряжение спало. Ветрова он знал давно, ещё с армии. Тот лет шесть или семь в органах проработал, а потом своё частное охранное агенство открыл. Человек в высшей степени надёжный и очень прозорливый. Даже за мухой, если нужно, мог бы куда угодно пробраться, а уж несколько дней проследить за одной единственной девушкой вообще сущий пустяк. Это с одной стороны, могло позволить Тимуру хоть на немного расслабиться, но вот с другой...на душе всё равно болезненно скрежетало. Хотелось всё переиграть, отмотать время хоть на несколько часов назад, увидеть её, поговорить, объясниться...

'Куда же ты сбежала, маленькая моя? А главное, зачем? От меня ещё можно спрятаться, если очень сильно постараться. Но от себя? Неужели ты думаешь, что на свете есть хоть одно место, где бы ты смогла укрыться от себя?'.

*****

Это утро началось так же, как и пять предыдущих. Измученная ночной бессонницей, я еле сползла с постели, когда солнце, пробиваясь сквозь шторы, неумолимо заставляло щуриться. Поспать удалось всего несколько часов. Глаза слепились уже под самое утро, и то, очередной приступ тошноты, быстро заставил меня подняться с кровати. Я не вошла в круг тех счастливиц, которых миновал токсикоз. Запах едва ли не всей еды неминуемо вызывал приступ рвоты. В итоге, из продуктов в холодильнике у меня осталось только немного овощей, зелёные яблоки, минералка и бородинский хлеб. Последнее вообще неизвестно почему затесалось на моей кухне. Обычно я вообще обходилась без хлеба, иногда только могла позволить себе пару кусочков белой мягенькой горбулки, а бородинский никогда не любила, но вот именно сейчас он меня спасал. Клала на него ломтик свежего огурчика, листья салата, пару долей помидорки и буквально спасалась этим 'чудо-бутербродом'. От голода не страдала и тошноту он тоже не вызывал. Правда бутерброд и распахнутые настежь окна спасали только от приступов токсикоза, а вот от ежесекундно бьющихся в голове мыслей, которые иногда могли довести меня до полного иступления, не спасало ничто.

Приём к специалисту был назначен как раз на тот день, когда мы приехали в город. Сойдя с поезда, мы успели только забросить вещи в квартиру (остановились мы в доме моих родителей, в котором сейчас жили два моих брата - старший со своей семьёй и младший, но в данный момент все они отдыхали в Черногорье) и сразу же, даже не отдохнув после двухдневной тряски на железной дороге, поехали в клинику, где всё прошло не совсем так, как я ожидала. Сначала мы с Алексом попали будто на приём к семейному психотерапевту. Оказавшись в чистом белоснежном кабинете, мы поочерёдно рассказывали сидящему перед нами пожилому, лысому и почему-то очень внушающему своими добрыми понимающими глазами доверие мужчине обо всех проблемах, которые постигли нас в семейной жизни. Причём действительно практически обо всех, а не только о пристрастиях Алекса. Я, неизвестно почему, вдруг открылась постороннему человеку, поведав о причинах моего холодного отношения к бывшему мужу. Конечно, слишком глубоко лезть в душу я никому не позволила, но и на поверхностных отговорках дело не кончилось. Внимательно выслушав меня (а разговор наш длился не меньше часа), доктор принялся за Алекса, причём меня очень вежливо попросили подождать за кабинетом. Почему я не могла присутствовать при разговоре я не особо поняла, но возражать не стала. Если доктор решил, что так будет лучше, зачем мне было вставлять палки ему в колёса? Правда так я думала ровно до того момента пока бродила по клинике, разглядывая коридоры и вообще всё её устройство, а вот когда Алекс вышел ко мне, сообщив, что ему посоветовали на три дня остаться на профилактическое лечение, я впала в ступор. И даже не столько от самого факта, что Алексу всё-таки придётся остаться в клинике (почему-то мне казалось, что мы обойдёмся парой бесед со специалистом), сколько от поведения Колесникова. В его взгляде не было страха или какой-то обречённости, нет, определённый испуг всё-таки проскальзывал, но его затмевала яркая искра совершенно непонятной мне решимости и даже надежды на что-то. Не знаю, о чём они говорили с доктором, но эта беседа произвела на Алекса впечатление. С одной стороны это, конечно, хорошо, он сам захотел остаться в клинике, а не принял этот поступок как вынужденную меру, но вот с другой...я, если честно совершенно не думала, что уехав из Москвы в свой родной город, останусь здесь одна. Два брата сейчас отдыхали в Черногорье, самый старший, Артур, вместе с семьёй уже давно-давно жили в другом городе, а из родственников здесь у меня был только дядя. Правда, самый любимый дядя на свете. Только съездила я к нему пока лишь однажды, в тот самый первый день, как Алекс остался в клинике. И надо сказать, эта встреча далась мне нелегко. После первой волны безумной радости, во время разговора на кухне за кружкой чая пришла какая-то лёгкая грусть. Во-первых, Игорь постарел. С нашей последней встречи прошло уже достаточно много времени, и сейчас я особенно заметила, что он начал сдавать. Начали проскальзывать частые морщинки, волосы впитали седину, хотя все до единого были на месте, что для мужчины редкость, да и физическая форма ещё могла вызывать зависть у людей его возраста. Дядя по-прежнему был ухожен, подтянут, никакого 'пивного' животика и второго подбородка. Он выглядел действительно очень и очень хорошо...для своего возраста. И последняя фраза на меня давила больше всего. Никогда не думала, что так грустно и даже больно замечать, как стареют любимые люди. Невольно начинаешь задумываться о том моменте, когда и твоя молодость будет грустно смотреть тебе вслед...