В сердце Антарктики - Эрнст Шеклтон

В субботу, 17 октября, мы с Моусоном и Маккеем добрались до мыса Берначчи, находившегося на расстоянии немногим более полутора километров от предыдущего лагеря. Здесь в 10 часов мы подняли английский флаг и объявили Землю Виктории владениями Британской империи. Мыс Берначчи представляет собой выдающийся в море низменный скалистый выступ, его геологическое строение чрезвычайно интересно. Среди горных пород, слагающих скалы мыса, преобладает чисто белый, крупнозернистый кристаллический мрамор, прорезанный гранитом, в котором содержатся местами мелкие красные зерна граната. В слое мрамора или талька содержатся рассеянные в нем чешуйки графита. В местах примыкания гранита к известняковым слоям образовалось много турмалина и эпидот[108]. По-видимому, это результат интрузии гранита в породу черного турмалина.

После поднятия флага мы снова двинулись в путь. Поверхность блинчатого льда оказалась вполне подходящей для санной езды. День был тихий и ясный, снега не было и не мело. Мы смогли, наконец, вывернуть свой спальный мешок наизнанку и проветрить его на солнце. Перед этим олений мех внутри мешка покрылся в сильной степени льдом, образовавшимся главным образом от замерзания выдыхаемых нами паров. Хотя солнечного тепла не хватало, чтобы совсем растопить лед, он в значительной мере испарился. Ночью спать в мешке было гораздо удобнее, чем в течение многих предшествующих ночей.

На следующий день мы добрались до другого интересного мыса, расположенного примерно в паре километров от предыдущего лагеря. Здесь мы нашли самку тюленя с новорожденным маленьким тюленем длиной 1 метр. Мать через короткие промежутки времени издавала звук вроде «уа-а-а». Осмотрев внимательно самку и детеныша, мы оставили их в покое и обратили свое внимание на горные породы.

Эти породы имели сходство с породами мыса Берначчи. Моусон полагал, что некоторые из жил кварца, встреченных там, могут оказаться золотоносными. Когда мы прошли этот мыс, ветер усилился.

Перед этим мы поставили паруса на обоих санях, и теперь ветер был настолько силен, что тянул двое связанных вместе саней. За день мы сделали семь километров. За все время путешествия к Магнитному полюсу это был самый благоприятный ветер.

Вскоре после мыса Тюленьего детеныша мы вошли в область поясов изломанного пакового льда с высокими застругами между ними. «Сани-елка» опрокинулись, когда мы перетаскивали их через один из этих высоких снежных гребней. До ночлега мы добрались очень утомленными; нам также пришлось страдать от холодного ветра, так как температура была около —12,2 °C.

Вечером я испытал приступ снежной слепоты из-за того, что не все время шел в снегозащитных очках. На следующий день глазам моим лучше не стало. Пришлось просить Моусона занять место на конце длинной веревки впереди упряжки: я не видел как следует дороги. При этом обнаружилось, что Моусон удивительно хорошо умеет выбирать путь для саней и наилучшее направление. Позднее во все время остального пути по моей просьбе он шел впереди.

В следующие два дня не произошло ничего особенного, если не считать того, что временами путь был очень труден из-за попадавшегося нам ломаного пакового льда и высоких длинных заструг. Высота их достигала от 30 см до метра, а бока часто были почти вертикальны. Заструги простирались с запада на восток, а наш путь шел с юга на север. Поэтому они оказались грозным препятствием для нашего продвижения, из-за них часто опрокидывались сани.

В ночь на 20 октября мы разбили палатку на морском льду, примерно в пяти-шести километрах от берега. К северо-востоку от нас береговая линия делала изгиб, отмеченный на карте как мыс. На следующее утро я отправился на берег, чтобы познакомиться с его геологическим строением, и нашел, что этот скалистый мыс весь сложен из очень своеобразного гнейсо-гранита[109], пронизанного жилами кварца. Поднявшись наверх, я, к своему изумлению, увидел, что предполагаемый мыс на самом деле является островом, отделенным от континента узким проливом. Мне стало ясно, что если идти этим проливом, то мы сэкономим несколько километров. После завтрака так и сделали.

Западной стороной пролива служил лед глетчера, заканчивавшегося с востока почти отвесным обрывом. Местами из-под льда выступали массы гнейсо-гранита. Восточная сторона пролива была сложена террасами моренного гравия с большими валунами, вкрапленными в гравий верхней террасы на высоте 24 метров над уровнем моря.

Моусон занялся определением положения этого острова, измеряя углы с помощью теодолита, а мы с Маккеем пересекли пролив, обследовали остров, измерив его шагами и определив горизонтали. Валуны и галька, в которую они были вкраплены, были почти все вулканического происхождения. Лишь одна находка представляла исключение: это был обломок выветрившегося глинистого сланца, снаружи желтовато-серый и мягкий, а внутри на свежем изломе, голубоватый и твердый; он содержал остатки каких-то мелких ископаемых, по-видимому семян растений. Мы взяли образцы этой породы и позже оставили их на другом маленьком острове, который назвали островом Склада. К сожалению, потом мы не смогли добраться до этого острова из-за часто расположенных поясов пакового льда и эти очень интересные для нас образцы пропали. Однако два кусочка этой горной породы сохранились; они были достаточной величины для химического анализа и микроскопического исследования. Без сомнения, этот глинистый сланец произошел из тех громадных осадочных образований, которые Феррар назвал «биконским». Обследованный остров мы назвали островом Террас, он был приблизительно треугольной формы; сторона, обращенная к проливу, вдоль которого мы прошли, имела в длину 2 километра 700 метров.

На следующий день, 22 октября, мы увидели первого за эту весну большого поморника. Днем с 14 часов 30 минут до 17 шел снег; толщина слоя выпавшего снега была два сантиметра. Температура к 19 часам поднялась до —14,2 °C; по-видимому надвигалась буря.

23 октября у нас состоялось серьезное совещание относительно дальнейшего путешествия к Магнитному полюсу. Было совершенно очевидно, что при той медлительности, с какой мы продвигались до сих пор, делая из-за нашего способа поочередного передвижения саней в среднем около 6,5 км в день, мы не могли дойти до полюса и вернуться к мысу Масленому в начале января. Я полагал, что наибольший шанс добраться до полюса и вернуться обратно в срок, указанный нам Шеклтоном, у нас будет в том случае, если мы пойдем дальше, сократив свой ежедневный рацион наполовину, а часть продовольствия оставим в удобном месте, устроив склад. После некоторого обсуждения Моусон и Маккей согласились с таким предложением, но все же мы решили подождать еще несколько дней и затем уже устроить склад.

После снегопада предыдущего дня полозья саней забивались снегом, и было трудно трогаться с места после остановки. В 17 часов температура достигла —15 °C. Неподалеку от нашего пути встречалось много тюленей, преимущественно самок с детенышами; в поле зрения одновременно бывало до 17 тюленей.