Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Скибинских (Лихно)

достал пакет, налил молоко в стакан и отправился из кухни.

— Куда, кровать зальешь…

— Я аккуратно, честное слово! — пообещал Костик. Майор еще покрутил мясорубку, но, что-то сообразив, пошел в комнату.

На прикроватном коврике лакал молоко из блюдца пушистый котенок.

— Папа! — Костик шлепнулся на пол, прикрывая котенка. — У Колькиной мамы сразу шесть котятков народились… Не ругай меня!

— Да как не ругать? Я — на службе, ты — в саду. А кормить, гулять — кто?

— Утром и вечером — я. А днем бабушка — я ей звонил — будет его гулять…

— Бабушке хватает прогулок с больным дедушкой. Нет, отдай котенка.

— Папочка, он такой красивый! И умный! И лечебный!

— Чего-о? — недоуменно протянул майор.

— Ну, Колька говорит, что все кошки — лечебные. Если у хозяина что болит, они его лечат — ложатся ему на больное место!

Отец усмехнулся и присел перед котенком.

— Заливает твой Колька…

— Не заливает! Я коленку стукнул, и он сразу лег мне на больное место…

Тут котенок вдруг подпрыгнул и приземлился на голову Виктора.

Майор замер с выпученными глазами.

Илюша стоял у окна, глядя в ночь.

За его спиной шагал из угла в угол Семен Ильич.

— Ты взрослый мальчик… Сам поедешь, сам посмотришь, сам решишь…

— Нет! — сказал Илюша, не оборачиваясь.

— Сказать «нет» легче всего. Пойми, здесь все очень сложно… У вас в школе не платят учителям… У нас в больнице сократили врачей…

— Поедем вместе, — сказал Илюша, так же не оборачиваясь.

— Уехать от моих больных? Я могу жить только здесь. Здесь у меня — все.

— И у меня все — здесь. А там — ничего и никого.

— Там твоя мама.

— Мама? — Илюша наконец обернулся. — Кукушка, променявшая меня на…

— Не смей так говорить о матери!

— А как о ней говорить? Она вытерла о тебя ноги! Она просто дрянь…

Отец оборвал сына пощечиной. На миг оба застыли.

Потом Семен Ильич прижал к себе Илюшу, заговорил сквозь слезы:

— Прости! Сыночек… Родной мой… Прости… Пойми… Я люблю тебя!

Илюша безжизненной куклой покачивался в его объятиях.

Но затем все-таки сломался, обмяк, заговорил тоже сквозь слезы:

— И я тебя люблю! Очень… Понимаешь… Я… Ну я… Прости!

Отец и сын плакали, обнимались и что-то шептали друг другу.

А Сергей спал. Утомленный безразмерным отцовским рабочим днем, он заснул в кухне — щекой на гладильной доске посреди детских вещичек.

Зазвонил телефон — долго, пока очнувшийся Сергей не нашел трубку.

— Алло! Какой… Союз? А… ну, да… отцов… А который час? Девять утра?

Сергей глянул в темное окно, потом на часы.

— Какое утро — час ночи! Ах, у вас на Камчатке… Ладно, чего теперь извиняться… А что за срочность, Камчатка? Нет, дорогие женщины, у нас все же не брачная контора! Ну да, на письмо ответил — один раз. А переписка — извините! Да понимаю, что у вас — коллектив… Я вам адреса наших мужчин дал — вот с ними и переписывайтесь… Желаю счастья в личной жизни!

Сергей положил трубку. Тронул утюг, отдернул руку и продолжил глажку.

Утром Сергей вел такси по улице с трамвайными путями.

Повернул налево, и был остановлен свистком милиционера.

— Чего свистишь — денег не будет! — улыбнулся ему Сергей.

Гаишник на улыбку не ответил, четко козырнул.

— Инспектор Глушко. Почему произвели поворот с трамвайных путей?

— Так в новых правилах поворот с путей разрешается…

— Если нет знака, — закончил за него гаишник. — А знак висит.

— А вчера не висел, — Сергей опять улыбнулся. — Ты, что ль, повесил?

Инспектор снова на улыбку не ответил, а глянул очень недобро.

Сергей достал сумочку с документами и как бы невзначай уронил купюру.

— Командир, у тебя денежка упала!

— Это у вас упало, — возразил гаишник.

— Нет, мои все красненькие, а эта синенькая. Твоя денежка.

Инспектор поднял купюру и опять четко козырнул.

А Сергей покатил дальше. Женский голос сказал в радиотелефон:

— Кто в районе Сокола? Заказ на Песчаную улицу…

— Ноль пятьдесят, — откликнулся Сергей.

Он подъехал к дому, открыл багажник и нырнул в него, сдвигая свой инструмент, чтобы освободить место для вещей клиента.

— Пожалуйста, скорей! Я опаздываю!

Сергей резко выпрямился, стукнувшись затылком о крышку багажника.

Перед ним стояла Кира — с большим чемоданом и видеокамерой в чехле.

— Дьявол побери, все-таки вы за мной следите! — возмутилась она.

— Нет, вы сами меня вызвали. — Он потирал ушибленный затылок.

— Я вызвала не вас, а такси! Но теперь придется на попутной…

Кира поставила чемодан и замахала рукой машинам.

— Только оплатите ложный вызов, — сказал Сергей.

— А говорят, — усмехнулась Кира, — гусары с женщин денег не берут!

— Я не гусар, вы не женщина.

— А кто же я, по-вашему?

— Вы — борец с мужчинами.

Она вскипела, но не успела ответить — он сунул чемодан в багажник.

— Поехали! А то действительно опоздаете.

Он захлопнул багажник и сел за руль. Она чуть помедлила, но тоже уселась, демонстративно отвернувшись к окошку.

И они поехали. Молча. Потом он спросил:

— А чего вы так не любите нашего брата?

— С вашим братом я не знакома! — отрезала она. — А если вы имеете в виду мужчин вообще, то я их просто не замечаю.

— Но все-таки ищете. Днем с огнем.

— И все-таки не находим. Даже днем с огнем.

— Не там ищете. Как тот мужик искал кошелек у фонаря. Его спрашивают: где потерял? В кустах. А чего не в кустах ищешь? Так там темно, а здесь светло!

Сергей засмеялся. Кира даже не улыбнулась.

— Встречный вопрос: а почему вы так не любите женщин?

— Як женщинам отношусь нормально.

— Да, конечно, это норма: отнять у женщины детей и…

— Моя жена, — перебил Сергей, — умерла при родах сына.

С Киры слетела вся надменность, она прижала обе ладони ко рту.

— Извините! Я не знала… Ради бога, извините!

— Ничего. Уже четыре года…

Они вновь замолчали. За окном мелькали деревья загородного шоссе.

— В командировку? — Сергей кивнул на видеокамеру.

— Нет, вырвалась в отпуск. Но поснимаю на Байкале…

— Так вы байкалочка? — обрадовался Сергей.

— Нет, я москвичка. На Байкале у меня друзья.

— A-а, я подумал — мы земляки… То есть сам я не совсем с Байкала — алтайский. А после армии приземлился в Москве.

— Лимитчик? — вырвалось у Киры.

— Лимита, — добродушно кивнул он. — А что ж, если столичные брезгуют крутить баранку? Сначала на стройке пахал, потом арендовал эту развалюху…

Он хлопнул тяжелой ладонью по приборному щитку. Машина задрожала, зафырчала, начала спотыкаться. Сергей взмолился:

— Прости, подруга! Не обижайся на болвана!