снарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин

в два раза меньше, чем раньше, — сказал Роман. — Раньше я думал больше и интереснее, я думал об экологии, я хотел что-то… А сейчас я думаю о всяком дерьме…

Роман всхлипнул и достал из куртки коньяк.

— Я думаю о здоровье — а вдруг у меня язва? Я думаю о пенсии… Мне обидно от того, что у меня будет самая маленькая пенсия, я ничего не заработал…

Роман хихикнул и выразительно побулькал фляжкой.

— Я хочу завести дачу, хочу бабу, чтобы, если что, подгузники поменяла… Это отвратительно, Витя…

— В целом ты, Рома, на правильном пути, — сказал я. — Но ты несколько торопишься, про бабу с подгузниками надо задумываться лет через десять. Сейчас надо привести в порядок мышление, добавить осознанности в бытие.

— Осознанности? — Роман попытался открутить крышку фляжки.

— Именно. Все мы взрослые безнадежные люди, понимаем, что жизнь — говно и с этим ничего не поделать, поэтому на вопрос «мир треснет или мне чаю не пить?» мы отвечаем «пусть мир треснет семнадцать раз». Это осознанный путь.

Роман справился с крышкой, отпил, пустив по подбородку коньячный ручеек.

— А мне Аглая нравится, — признался Роман. — Не в смысле бабы с подгузниками, а так, в широком.

— Достойный выбор, — согласился я. — Ты писатель, она филолог…

— Да какой я писатель?!

Роман попытался неудачно встать, вернулся.

— Я хотел стать писателем, но потом… все непредвиденно сузилось. Вроде как обратное распутье — все дороги сбиваются в одну, был витязь в чешуе горячей, стал утром обычный мудак…

Я продолжил листать фотографии.

Старый вокзал коричневого цвета, водокачка с замшелым цоколем, улица Вокзальная поднимается в холм, почта и контора леспромхоза.

— У меня общая недостаточность… всего, — Роман показал пальцами. — Витя, ты же чувствуешь это?

— Это тестостерон, Рома. Тестостерон и теломераза. На концах хромосом есть такие усы, теломеры, они отвечают за старение. Теломеры сокращаются — и человек сокращается: физически, когнитивно, эмоционально. Психика пытается это отыграть и постепенно отключает, скажем так, высшие проявления. Незаметно, но чем дальше, тем это ощущается сильнее.

— Высшие проявления? — вздохнул Роман.

— Сначала мечты, потом надежды, потом желания. В итоге остаются только потребности, чем дальше, тем примитивнее.

— У меня проблема с высшими проявлениями, — пожаловался Роман. — Особенно сейчас. Шагреневая кожа…

— Точнейшее сравнение, — сказал я. — Точнейшее!

Роман приложился к фляжке.

— Кстати, про алкоголь, — сказал я. — Алкоголь выжигает дофамин. Чем больше ты пьешь, тем больше ресурсов организм тратит на противодействие спиртному, тем гаже потом по утрам. Короче, завязывай, Рома.

— Да какая разница…

Я продолжил просмотр.

День больших торжеств, возле грязелечебницы, сумерки. Свет желтый, тогда были желтые фонари.

— Хазин, — сказал Роман, ткнув в экран пальцем.

— Хазин, — подтвердил я.

Хазин стоял, прислонившись к реликтовой сосне, в руке вилка, на вилке помидор.

— И ты.

Роман снова ткнул пальцем в экран.

— И я.

Я. Тоже с вилкой, на вилке маслина. Этот снимок я пропустил.

— И что? — спросил я.

— А кто тогда снимал? — спросил Роман.

Действительно. На фотографии я и Хазин, значит, снимал третий.

— Откуда эти фотки?

— Видимо, кто-то еще снимал, причем на пленочный аппарат. У Хазина уже тогда цифра была, это не его работа.

— Пилот! — Роман показал пальцем в потолок. — Это снимал сам Пилот! И он не зря это прислал! В этих снимках разгадка, Витя!

— Возможно, — согласился я. — Но я пока не понимаю…

— Если снимал Пилот, то его можно вычислить. Он мог в чем-нибудь отразиться… Или снять Хазина с фотоаппаратом. А Хазин снять Пилота. Нам надо искать человека с фотоаппаратом, но не Хазина! Листай!

Долго листать не пришлось, снимков через пятнадцать наткнулись на фотографию с открытия котлована. Бульдозер. Гирлянда из шариков. Светлов с бутылкой шампанского и растерянным видом, вокруг люди с фотоаппаратами. Зинаида Захаровна, взволнованная и довольная.

— Четырнадцать, — насчитал я.

— Пятнадцать, — поправил Роман. — И я, если честно…

Роман приблизил нос к экрану.

— Никого не узнаю… Тут куча народу с фотиками… Слушай, а сколько вообще фотографий?

— Полторы тысячи. Надо…

— Давай посмотрим все, — Роман придвинулся к экрану. — Все равно делать нечего… Надо все тщательно пересмотреть… А Сарычева не видно. Ни на одной фотографии его нет… Это подозрительно…

Роман зевнул и закрыл глаза. Я не стал его беспокоить, листал фотографии назад.

Поисковая миссия. Лес, я, Хазин, Роман. Люди между деревьями. Больница, снята издали. Сарычева действительно нет.

— Возможно, важно не присутствие, — пробормотал Роман. — Возможно, важно отсутствие.

— Здравая мысль, Рома.

— Сегодня я полон здравых мыслей… Но ты прав, надо отдохнуть, в последние дни я… устал. Ты прав, Витя, надо меньше напрягаться. Понимаешь, я все время думал — почему Хазин? Хазин мертв, а мы живы? В чем разница? А ты мне прояснил, в чем разница…

Роман отпил, в бутылке оставалось меньше четверти.

— Разница в том, что он делал…

Договорить Роман не успел — в комнату вошла Снаткина, уселась на табуретку, прислонившись затылком к стене, и так сидела, глядя перед собой.

— Я его бабку хорошо помню, — сказала Снаткина, указав на Романа. — Мы вместе на швейной фабрике работали. У него сестра двоюродная была, такая шварота, вся в мать. Она в текстильное поступила, но ее выгнали. Она у старухи одной комнату снимала, и вот она у нее два раза пенсию крала…

Снаткина начала раскачиваться.

— А однажды старуха просыпается, а у нее на лице пуговицы железные разложены. И в карманах пуговицы, по горсти в каждом. Старуха-то не дура, все сразу поняла и Маринку эту выгнала в тот же день. Ну делать нечего, поехала домой, в Чагинск. А бабка ее устроила в пельменную, на посудомойку. А через три дня приходит заведующая и говорит — забирай свою прошмандовку, у меня муж обедать ходит, а она хвостом метет. И выгнала Маринку, и рассказала всем, какая она шалапендра…

Снаткина коротко раскачивалась корпусом, говорила слегка нараспев, на меня и Романа не обращая никакого внимания.

— Так Маринка скоро ее возле пельменной дождалась, чтобы поговорить. А заведующая сказала — мы тебе не позволим дрягаться, тут тебе не выгулы, а Чагинск. А Маринка посмеялась и спрашивает, а ты знаешь, что чага образуется от древесной вши? Эта вошь заползает в здоровую березу, сидит там, грызет и гадит — и вокруг этого гнезда нарастает опухоль — чага, и у тебя тоже такое есть — и за волосы заведующую дернула. Так у заведующей на третий день гниды с просяное зерно по всей голове защелкали, и ни керосином, ни дустом, ни диклофосом — только еще больше становилось. А как в пельменной с такими волосами работать? Пришлось бабе начисто бриться