Ещё не Аюта - Владимир Осипцов

занесло. А, слышишь? Его шаги! Оставляю вас, поговорите, — метнулась к двери, но та сама раскрылась, и на пороге появился снимающий шлем божественный Каминакабаро:

— Поздравляйте меня, Госпожа Императрица, перед вами — чемпион этого года!

— Поздравляю, тысячу раз поздравляю! Но где поклон перед вашей императрицей?

— Извините, Ваше Величество, — гигант неловко склонился в узком проёме двери, а госпожа Ритто, смеясь, проскочила мимо него, уже снаружи крикнув напоследок:

— Пока. Дочка, не забывай про платье!

Неловко улыбающийся, и немного сбитый с толку, великан задвинул за ней сёдзи:

— Ваше приказание выполнено, Ваше Высочество! Я их всех победил! — но, заметив выражение её лица, замолчал, как виноватый, и только после томительной, полной горечи паузы, спросил:

— Вам уже всё рассказали?! — принцесса резко, так что зажурчала жидкая лава, повернулась к нему. Он перешел на «ты»: — Понимаешь, я ведь тоже вырос во дворце. Я... Я знаю, что от идей твоей матери ждать хорошего не приходится. Поэтому и подстраховался.

— Тебе было больно? — только и спросила девушка.

— Очень, Ваше Высочество, — он опять перешел на это вежливый тон: — Я, собственно, даже не знаю, правильно или нет, всё сделал — врачам показать стесняюсь, а вашей матери — боюсь. Она всё обещает, что за неделю всё вернёт на место...

— Оставь это: «Ваше Высочество», Ками... Ведь когда-то ты называл меня по имени.

— Да, Мацуко...

— Подойди сюда, Ками...

Он приблизился к ванне, а она, неожиданно вынырнув из светящейся жидкости, порывисто обняла его и неумело поцеловала, после поцелуя крепко прижавшись лицом к его плечу.

— Мацуко, нет, не надо, я действительно ничего не могу...

— Какой же ты глупый по-прежнему, Ками! — Кадомацу подняла на друга заплаканные глаза: — Я ненавижу эту предстоящую свадьбу, но если на ней будешь ты, это вполовину уменьшит моё горе. Не исчезай никуда, пожалуйста... — и отпустила его могучую шею, и его сильные руки плавно опустили её на дно уже остывающей ванны.

— Извините, Ваше Высочество, но кажется, мне уже пора удалиться, — дрогнувшим голосом сказал чемпион этого года и покинул принцессу.

...Уже в лифте, вёзшем её на свой ярус, ей стало немножечко стыдно за своё поведение: «А как же Тардеш?» — подумала она следом. И тут же успокоила свою совесть: «Он бы понял...» — решив за него сама.

Мать ожидала её в покоях, как раз под щербинкой на балке, куда воткнулся меч убийцы. А платье, конечно же, белое. Кадомацу, невесело улыбнувшись, отвернулась, кажется, даже фыркнув.

— Что это за звуки ты издаёшь своим носом, дочка? Тебе не понравилась платье? Ну, знаешь ли...

— Да нет, мама, проблема, как всегда, в тебе, — она посмотрела на наряды: — А платье прелестное. Если бы только это была нормальная свадьба!

Императрица перешла на свой родной язык:

— «Нормальная». Для тебя ведь стараемся, дочка. В самом деле, идея была хорошая, это он сам дурак...

Её дочь повернулась к своим фрейлинам и приказала:

— Ёко-тян, возьми с собою Фу-но найси, и сбегайте в императорский дворец. Я там забыла доспехи и утреннее платье. Пожалуйста!

Когда девушки ушли, принцесса повернулась к императрице:

— Заботясь о тебе, я, в отличии, подумала бы, прежде чем говорить. Они же понимают!

— Ха. Ну и что из этого? — новый веер в руках императрицы быстро заходил туда-сюда: — Часом раньше, часом позже, разлетится сплетня, всё равно ведь не удержать!

— Ты и в самом деле чудовище, правильно о тебе говорят! — и, перебивая пытавшуюся возразить мать: — Я хочу знать только одно: отец, был замешан в эту затею с Ками, или это действительно, только твоя идея?

Мать сложила веер:

— Да, моя. И отец ничего не знает. Честно — я боюсь, что если он что-то услышит, он выдерет меня как сидорову козу!

— И правильно сделает. Ты и не такого заслужила.

— Я много чего заслужила, даже смерти, дочь моя. Но пока — я должна грешить. Я согласна, чтобы мои грехи вызревали дольше, пусть воздаяние от этого станет и страшнее. Хотя бы до того, чтобы устроить твоё счастье, моя радость.

— Толкнув меня в подобную грязь! А я-то тебя считала образцом честности! Бедный Ками, он единственный, кто понимал меня, и его ты вынудила страдать!

— Я же не хотела, дочка... — как бы она не сопротивлялась, мама всё-таки обняла её: — Прости, прости меня, пожалуйста, это же из-за любви к тебе, а не со зла, я все свои глупости совершаю из-за любви, только не всегда получается...

— Ты не глупости совершаешь, мама, — сказала дочь холодным голосом, смахнув ненужную слезу: — Ты зло творишь! — движением крыльев, щелчком ключиц, она вырвалась из объятий: — А теперь уйди, пожалуйста. Я долго не захочу теперь тебя видеть...

Белая Императрица сложила веер и метко ударила в больное место:

— А сама что натворила утром?

Мацуко зажмурила глаза, чтобы не заплакать от стыда, и отвернулась, мучительно краснея:

— Только не от тебя, мама. Мне сегодня уже хватило позора и перед ним.

— А мне думаешь, не хватило позора от родной дочери? — она раскрыла веер, как щит: — Хлопочешь весь день, чтобы по дворцу не расползлась версия приспешников бастарда, объясняешь твою веселость на борьбе, ищешь по всей Империи тебе друзей, чтобы защитили тебя от этого урода — а после этого это я «зло творю»? — веер заходил перед грудью, торжествуя.

— Перестань, мама. Я обещала отцу, что не буду спорить, что со всем соглашусь. Но не ценой Ками, как сделала ты! Поэтому — уйди!

— Значит, благодарности от тебя я не дождусь? Искать новые поводы для своих капризов? — снисходительно улыбнулась она, опустив веер.

— Это не капризы, я просто хочу, чтобы ты ушла!

Мать повысила тон, перейдя на язык мужа:

— Нет уж, дочка, прости, но пока ты не примеришь это платье, я никуда не уйду, — и была настолько настойчива, что Мацуко против воли пришлось перетерпеть её общество и прикосновения, пока продолжалась долгая, почти до темноты, примерка.

Она опять твердила ничего не слушавшей