Наследники СМЕРШа. Охота на американских "кротов" в ГРУ - Анатолий Терещенко

Практически Энглтон сдал противнику инициативника, майора КГБ Игоря Кочнова, завербованного в 1966 году советским отделом ЦРУ под псевдонимом «Китти Хок».

«Несмотря на явно отрицательное отношение Энглтона к агенту „Китти Хоку“, — писал Том Мэнголд, — от него тем не менее было получено несколько неожиданных наводок на старших офицеров вооруженных сил США».

Энглтон никогда не информировал советский отдел ЦРУ о появлении «Китти Хока» в стране, поэтому, когда через три месяца агент вернулся в Москву, контакт с ним не был обусловлен.

К стыду и вечному позору ЦРУ, советский отдел так и не узнал, что в течение шести лет этот американский шпион вращался в центре советской номенклатуры, ибо Кочнов был женат на дочери члена Политбюро ЦК КПСС Екатерины Фурцевой.

В 1978 году произошла утечка в прессу сведений об этом предателе. На этот раз ЦРУ действовало молниеносно и сумело найти Кочнова. Разведчики пригласили агента своего в посольство, где его предупредили о предстоящей публикации. «Китти Хок» побледнел, немедленно покинул посольство и больше никогда не попадался на глаза янки. Не в этом ли причина самоубийства Фурцевой?!

Лжеперебежчиком Энглтон считал и предателя Родины, сотрудника 2-го Главного управления КГБ СССР Юрия Ивановича Носенко, исчезнувшего 5 февраля 1964 года в Женеве.

Для справки позволю себе отступление.

10 февраля 1964 года западные средства массовой информации сообщили сенсационную новость:

«Сотрудник КГБ СССР Юрий Носенко, находившийся в Женеве как эксперт советской делегации на совещании Комитета 18 государств по разоружению, попросил у США политического убежища».

В Москве известие о побеге Носенко стало настоящим шоком, так как он был весьма осведомлен о работе контрразведки по американской линии и знал немало сотрудников ПГУ КГБ — стратегической разведки. К тому же его отец на пике своей карьеры был министром судостроительной промышленности, Героем Социалистического Труда и членом ЦК КПСС.

Через связи отца он попал на учебу в престижный Московский институт международных отношений, в котором стал изучать английский язык и специализироваться по США. Не без помощи «отцовского лифта» и бытовавшего во все времена как в России, так и в Советском Союзе «телефонного права» он в 1953 году был принят на службу в органы КГБ, где вплоть до своего бегства за границу прослужил более одиннадцати лет, сначала в 1-м, а затем 7-м отделах 2-го Главного управления КГБ СССР.

В тот же день американский госдепартамент сообщил посольству СССР, что просьба Носенко о политическом убежище в США удовлетворена.

В июле 1964 года Военной коллегией Верховного суда СССР Носенко был приговорен за измену Родине к высшей мере наказания — расстрелу. Сразу же территориальными органами КГБ на Носенко было заведено оперативно-разыскное дело «Идол».

И уже в 1969 году вашингтонская резидентура КГБ установила место жительства перебежчика. Физически ликвидировать его органы госбезопасности не могли, так как к тому времени уже отсутствовала правовая основа на проведение внесудебных акций возмездия за рубежом. Исполнение смертных приговоров за границей было прекращено с 1959 года.

По версии ЦРУ, Носенко якобы был завербован еще 8 июня 1962 года под псевдонимом «Фокстрот» при первом им посещении Женевы. Затем в списках ЦРУ значился как «Бармен» и «Донор».

Вербовку советского офицера провели второй секретарь посольства США Бэгли, руководитель советской линии в бернской резидентуре Швейцарии, и прилетевший из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, хорошо владевший русским языком сотрудник Кисельватер. В ходе вербовочной беседы на вопрос американца о его мотивах бегства Носенко заявил, что «ему опротивело лицемерие советской системы».

Кстати, последний имел отношение к работе с двумя предыдущими изменниками Родины, офицерами ГРУ — подполковником Поповым и полковником Пеньковским.

Носенко был тщательно допрошен. Он сообщил представителям ЦРУ, что американское посольство в Москве буквально нашпиговано средствами слухового контроля, установленными еще в 1952 году, во время строительства здания. Он сообщил точные данные о месте расположения 52 микрофонов, вмонтированных в стены за отопительными батареями, и выдал работавшего на КГБ американца Роберта Ли Джонсона, служившего на одном из важных военных объектов США.

Кроме того, он раскрыл советского гражданина Бориса Белицкого, работавшего руководителем одной из англоязычных редакций Московского радио, как агента КГБ, внедренного в агентурную сеть ЦРУ. Американцы ему очень доверяли. Они искренне верили, что завербовали ценного агента, присвоив ему псевдоним «Уайрлесс», не ведая, что советский гражданин работает под «колпаком» советской контрразведки…

Джонсон был арестован и осужден на 25 лет лишения свободы. Он погиб от руки умалишенного сына, ветерана вьетнамской войны, набросившегося на отца с ножом во время очередного свидания.

Причина атаки сына на отца — месть за предательство.

Однако в Лэнгли, в советском отделе ЦРУ, переданные Носенко сведения не без старания Энглтона оценили как установленную дезинформацию, а самого перебежчика посчитали засланным офицером КГБ, направленным для обратной связи с невыявленным «кротом» внутри ЦРУ. Его представили опять же с помощью Энглтона не то что опасным двойником, а продажным и падшим человеком, уподобившимся рыцарю Ганелону. Поэтому дальнейшая судьба Носенко сложилась трагически. Под недремлющей охраной в разных режимах тюремной изоляции он находился более пяти лет. Ему не доверяли, над ним издевались, его морально прессовали.

Прежде всего американцы его долгое время проверяли на полиграфе — «детекторе лжи», проводили перекрестные допросы в тюрьмах и конспиративных квартирах, а также в специально построенной для него бетонной камере — «могиле» на «Ферме» — базе подготовки оперативного состава ЦРУ в Кэмп-Пири, вблизи города Вильямсбурга в штате Вирджиния. В этой клетке было то холодно, то жарко, постоянно горела яркая лампочка, не дававшая уснуть. Окна «в могиле» не было, поэтому узник потерял счет дням и не мог различить время суток — ночь смешалась с днем, а день с ночью в сплошное течение времени в никуда. От этого на душе становилось жутко. Он затыкал уши, когда включался какой-то мотор, вызывавший мучения. Это делалось специально, чтобы «сломить» волю «засланца», а по существу откровенного предателя…

Но к началу 70-х эра Энглтона заканчивалась. Руководитель советского отдела ЦРУ Рудольф Кингсли приказал провести дополнительный и окончательный анализ надежности Носенко. Эту работу он поручил проделать трем сотрудникам, которых прозвали «тремя мудрецами», — Бену Пепперу, Сержу Карповичу и Грэхэму Реннеру.

После сравнительно недлительного разбирательства они вынесли свой вердикт: Носенко «настоящий» перебежчик, он не лгал ЦРУ — все сообщенные им данные нашли свое подтверждение. Один из проверяющих по делу Носенко в отношении действий Энглтона заметил, что «бывают люди, которым знание латыни не мешает все-таки быть ослами».

Энглтон не мог повлиять на заключение своих коллег…