Павлик - Олег Иванович Чапаев

дороге, а его пассажир впал в какое-то полудремотное коматозное состояние. Игорь Сергеевич прикрыл глаза, и если бы не морщины, периодически собиравшиеся гармошкой у него на лбу, да изредка шевелящиеся губы, можно было бы подумать, что он задремал. Минут через пять он с тяжким вздохом приоткрыл глаза и в полкорпуса развернулся к виновнику и его непривычного внутреннего диалога и вообще всех этих приключений, вместе взятых.

– Так кто этой способностью обладает-то, я так и не понял? С вашей точки зрения? Если эта способность – мир воспринимать – не в мозгу возникает, кто же ею обладает-то в итоге? Кто он, наблюдатель ваш загадочный?

Павлик удивленно уставился на него, на время даже позабыв о своих водительских обязанностях. Рев встречной фуры быстро напомнил ему о реальности, и, чертыхнувшись, он ловко вернул машину на курс.

– Ну вы даете! Как это – кто? Вы, разумеется.

– Я?!

– Знаете, Игорь Сергеевич, вы меня уже, в натуре, пугать начинаете, – для пущей убедительности Павлик сделал странное движение телом, словно пытался отодвинуться от своего спутника подальше, и даже зябко повел плечами, видимо, рассчитывая таким образом донести до пассажира степень собственного испуга. – Вы же всю дорогу мне про свой материализм твердите, а теперь вот такие вопросы задаете! Вы вместо того, чтобы мне эти вопросы задавать, себе лучше их переадресуйте. Только просьба одна: точку отсчета свою привычную уберите да на однозначность с очевидностью свои хваленые плюнуть не забудьте с высокой колокольни. У вас тогда сразу у самого ответы на все вопросы ваши и появятся…

– Господи! – хозяин жизни чуть не взвыл и схватился за голову. – Какая еще точка отсчета?! Почему я на очевидные и однозначные вещи плевать должен?! Вы хоть сами отдаете себе отчет в своих советах? Я вам совершенно искренне сейчас говорю: тетушка ваша на все сто процентов права! Вы, действительно, нормального человека до безумия довести способны!

– Способен, – Павлик с нескрываемой гордостью погладил себя по макушке и с широкой улыбкой скосил глаза, стараясь держать в фокусе одновременно и возмущенного оппонента, и дорожное полотно. – Только не человека, если уж на то пошло, а людя. Человека, Игорь Сергеевич, такими выкладками хрен удивишь. Человеку нормальному и так все ясно и понятно, о чем я толкую…

– Благодарю! – было похоже, что типичный аллигатор сумел взять себя в руки: с язвительной улыбкой он отвесил спутнику шутовской поклон и устало откинулся на сиденье. – Судя по тому, что для меня выкладки ваши полной бессмыслицей видятся, я, выходит, человеком, по-вашему, не являюсь?!

Павлик некоторое время молчал, задумчиво наморщив лоб, а потом, страдальчески поморщившись, примирительно кивнул явно уязвленному собеседнику:

– Слушайте, Игорь Сергеевич, вы не обижайтесь только и не кипятитесь! Но я вас сразу и честно предупредил: больно будет, когда парадигма ломаться начнет. Но вы же сами в бой рвались, сами, кстати, этот спор-то инициировали! Да и потом, – он удивленно пожал плечами, – какая вам разница, кем вы по моей классификации являетесь? Вас же собственное мироощущение волновать должно, а не чужое, разве нет? Меня, к примеру, почти любой нормальный персонаж психом считать будет – и что? Мне теперь вешаться пойти, рубаху на груди рвать по этой причине? Да мне плевать, кто там что обо мне что думает, если руку на сердце положить! Если я всю жизнь на чужую точку зрения внимание обращать буду, когда мне своей головой-то жить, скажите на милость?!

Игорь Сергеевич некоторое время молчал, сидя с полуприкрытыми глазами и бессильно откинувшись на спинку кресла, а потом с кривой усмешкой повел плечами и, обреченно разведя руками, продемонстрировал собственную то ли полную беспомощность, то ли готовность к безоговорочной сдаче перед аргументами собеседника:

– Вы, насколько я вижу, молодой человек, и правда, не понимаете…

– Я?! А что я понимать должен?

– Рассуждения ваши, Павел, извините, ницшеанством отдают, не находите? Вы меня всю дорогу призываете не обижаться, но я вам сейчас своеобразное алаверды сделаю. Вы, уж не обижайтесь, в своих рассуждениях как какой-то сверхчеловек выступаете! Никто ничего не понимает, никто никуда проникнуть не может, никому до вашего уровня и близко подняться не суждено – вот что из ваших выкладок прямым текстом следует! Все – в невежестве, во мраке, в заблуждениях различных, зато вы один – все понимающий и на серую массу с высоты своего персонального Олимпа плюющий! Вам самому-то это разве не очевидно? Вы какую-то странную картину мира создали, где все вокруг вас – люди второго сорта, зато вы – человек, – договорить Игорь Сергеевич не успел: оглушительный хохот сотряс салон. Павлик буквально захлебывался от смеха, а секунду спустя он и вовсе начал притормаживать и направил автомобиль к обочине, не обращая никакого внимания на реакцию совершенно обескураженного его поведением собеседника. «Гелендваген» замер, а Павлик продолжал давиться от смеха, навалившись телом на руль. Наконец, справившись с этим неожиданным приступом, он перевел дух и повернул мокрое от выступивших слез лицо к своему весьма потрясенному пассажиру и с широкой улыбкой показал ему большой палец.

– Зачёт, Игорь Сергеевич! Зачётище вам неимоверный! Давно я такого ЧСВ не наблюдал, честное слово!

Типичный аллигатор еще несколько секунд ошарашенно молчал, после чего лишь хмыкнул:

– Странная реакция у вас, молодой человек. Могу поинтересоваться, что именно такую бурю эмоций у вас вызвало? И что это за ЧСВ еще такое, если, конечно, ограниченному неведением людю это в принципе знать положено?

– Все, Игорь Сергеевич, проехали!

Павлик успокаивающе помахал рукой, и его собеседника в который за их недолгое общение раз поразила внезапная перемена, произошедшая с ним. Молодой человек больше не улыбался. Напротив, на его лице все явственнее проступала странная суровость, словно приступ хохота враз исчерпал запасы природной веселости и врожденного оптимизма. Он посмотрел на Игоря Сергеевича несколько секунд пристальным немигающим взглядом и легонько кивнул, как будто приглашая уязвленного хозяина жизни если не к примирению, то хотя бы к конструктивному диалогу.

– ЧСВ, Игорь Сергеевич, – это чувство собственной важности. Из книг дона Карлоса этот термин, если вам интересно. Учитель его дону Карлосу всю дорогу твердил, что это самый главный враг человеческий и есть, и выбивал дон Хуан из молодого падавана Кастанеды это ЧСВ при помощи всех подручных средств каждую свободную от остальных практик минуту. Но вас ведь реакция моя задела, так? Если что, я извинения могу принести, причем искренне абсолютно, – Павлик кивнул и для пущей убедительности приложил руки к груди. – Поверьте, обидеть я вас точно не хотел! Но чтобы окончательно иллюзии и домыслы ваши развеять, – он несколько