Дело чести - Лев Пучков

Утомленный дневными хлопотами, я несколько минут мужественно боролся со сном, анализируя создавшуюся ситуацию, затем сдался и провалился в царство Морфея. Подсознание тотчас же начало мстить за проявленную слабость: мне приснился чудовищный кошмар. Какие-то мертвецы, покрытые трупными пятнами и вонючей слизью, шли ко мне из разных углов пещеры и тянули свои разлагающиеся руки, желая заключить меня в объятия. Откуда-то взялся египетский фараон с пылающим аметистовым взором — этот мерзавец злобно скалился и подмигивал мне, недвусмысленно проводя указательным пальцем бинтованной руки по горлу. Кто-то, по всей видимости, еще не совсем труп, тонко выл, заходясь в животном ужасе перед уготованной ему участью, откуда-то сверху лениво сочились струйки свежей крови, образуя на полу пещеры изрядные лужи. И над всем этим безобразием застыла ухмыляющаяся бородатая харя Рашида, у которого в левой ноздре блестело обручальное кольцо моей несчастной Светланки, упокоившейся полтора года назад…

Проснулся я в холодном поту, несмотря на изрядную прохладность пещеры, и по пробуждении испытал сразу два чувства. Светящиеся стрелки моего поддельного «Ориента» показывали два с небольшим пополуночи, а в кормушку я забрался что-то около двадцати двух тридцати пяти. То есть спал я всего ничего, а ощущение было такое, будто выспался на неделю вперед. А еще я почувствовал, что меня терзает беспричинный страх. Такого со мной давненько не случалось: я многое повидал за свою недолгую жизнь и испытал столько, что вполне достало бы для целого взвода детей асфальта, желающих получить острые ощущения. За годы военной деятельности, полной опасностей и тревог, у меня выработался своеобразный условный рефлекс, некое шестое чувство, всегда безошибочно подсказывающее в экстремальных ситуациях: готовься, парень! Тебя ждет какая-то пакость летального характера!

Так вот, сейчас это мое второе «я» кричало мне: бойся!!! Где-то рядом таится нечто чудовищное и невообразимое…

Выбравшись из кормушки, я запалил свечи в одном из канделябров и отправился вторично исследовать пещеру. Я облазил каждый уголок, изучил каждый квадратный сантиметр пола и в завершение даже обстукал стены кочергой, в надежде обнаружить подозрительные пустоты. Ни-че-го…

Усевшись за стол, я зажег свечи еще в одном подсвечнике и от нечего делать принялся листать книги, мрачно соображая, какая причина могла так переполошить мое дремлющее второе «я». Корешок одного из массивных фолиантов показался мне гораздо новее остальных — выдернув том из шеренги книг, я обнаружил, что это научный труд по исследованию геральдики благополучно захиревших монарших домов Европы. Полистав страницы, изобиловавшие красочными литографиями, я вдруг ощутил острое беспокойство. За каким чертом Рашиду могла понадобиться сия книжонка? Он что, собирается себе колоть татуировки царственных домов Британии? Черт-те что и с боку бантик!

Поставив том на место, я рассеянно осмотрелся по сторонам и вдруг замер, пораженный внезапно возникшей мыслью. Вот что мне не давало покоя и подспудно ело душу — потолок! Зачем в этой дыре подвесной потолок? Вскочив, я ухватил со стола оба канделябра и медленно пошел по кругу, высоко подняв свечи и всматриваясь в закопченные доски потолка. Добравшись до стеллажа с книгами, напоролся на табурет, глянув на который обругал себя за тугоумие. Крышка табурета была черной от следов подошв. На этом табурете никто не сидел — на него вставали, когда хотели вскарабкаться куда-то повыше. Встав на табурет, я максимально вытянул вверх подсвечники и обнаружил то, что искал: в углу, аккурат над стеллажом, в потолочном перекрытии виднелись тонкие пазы люка.

Поставив один из канделябров на нижнюю полку, я поднялся наверх по боковине стеллажа, приспособленной под лестницу, распахнул крышку лаза и оказался на втором этаже.

Давайте опустим описание эмоций, охвативших меня в первые мгновения. В принципе я ожидал встретить нечто подобное, но с минуту стоял как соляной столб и только хлопал глазами, периодически стравливая дыхание и борясь с подступающим воплем ужаса и отвращения.

В этой комнате, по размерам совпадающей с нижним этажом, было очень мало мебели. Дубовый табурет, небольшой столик, огромный металлический шкаф и… здоровенный секционный стол из полированного камня. Остальная часть интерьера была представлена несколькими десятками искусно выделанных человечьих чучел. Эти чудовищные манекены стояли в разных позах и выжидающе смотрели на меня пустыми глазницами, словно задавали немой вопрос: ну и что будешь делать, парень?

Поборов оторопь, я захлопнул крышку люка и медленно обошел помещение, стараясь не задевать страшных обитателей Рашидова логова. В задней стене комнаты, по проекции противоположной входу в пещеру, находилась небольшая деревянная дверь. Раскрыв ее, я прошел по узкому тоннелю, вырубленному в мягком известняке, и через несколько метров остановился, обдуваемый свежим ночным ветерком. Тоннель никуда не вел. Я стоял в проеме узкого отверстия на краю пропасти, которая в свое время поглотила обезображенные тела всех этих несчастных, удостоившихся внимания Рашида.

Вернувшись в помещение, я присел на табурет и еще раз осмотрелся, стараясь не встречаться взглядом с жуткими дырами пустых глазниц, укоризненно взирающих на меня из разных уголков этой чудовищной кунсткамеры. От импровизированного секционного стола тянулся оцинкованный сток и уходил куда-то в стену. Цинк был уже изрядно попорчен и сплошь покрыт буроватым налетом, который издавал омерзительное зловоние. Раскрыв створки металлического шкафа, я обнаружил большущий рулон марли, а также набор разнокалиберных резаков и медицинских принадлежностей специфического характера. Еще я обнаружил несколько жестяных коробок с разнообразными специями и целую бадью с красным перцем. Зачерпнув по неосмотрительности ладошкой содержимое бадьи, я взвил в воздух невесомое облако мелко тертой адской смеси и с минуту яростно чихал, обильно орошая слезами все вокруг. Прочихавшись, я дал себе слово более ничего здесь не трогать и тут же его нарушил. Больно привлекательная вещица обнаружилась на небольшом столике, стоявшем в простенке между шкафом и секционным столом. Это был раскрытый посредине маленький толстый блокнот. Придвинув подсвечник, я прочел несколько корявых строк, писанных по-русски с чудовищной орфографией или, лучше будет сказать, с полным отсутствием таковой. Блокнот, несомненно, принадлежал Рашиду — в нем он детально описывал свои подвиги, не забывая упомянуть все детали очередного мерзопакостного деяния. Собираясь полистать этот манускрипт, я взял его в руки и посмотрел на обложку.

И чуть не грохнулся с табурета. Лицевая сторона обложки была обтянута человеческой кожей — искусно выделанной и пропитанной каким-то составом, придающим ей бархатистость. Точно по центру обложки располагалась филигранной работы татуировка: щит, разделенный по диагонали лавровой ветвью, в верхнем углу — лев, пронзенный мечом, а в нижнем — три крохотные короны, соединенные цепью…

Когда первые лучи неласкового зимнего солнца осветили окрестности, я уже сидел на своем НП и наблюдал за селом. Ничего достойного внимания не происходило — сельчане неспешно занимались обыденными делами.

В десять сорок пять шотландцы вышли из дома Рашида, расположенного в центре села, и отправились изображать кипучую деятельность в рамках исполняемой миссии — исследовать эпидемиологическое состояние в окрестностях Челушей. Рашида с ними не было, но присутствовал конвой — трое молодых мужланов, вооруженных автоматами.