Волшебник - Колм Тойбин

быть вежливым, но ему было трудно смириться с тем, что это не Францль.

Каждое утро Томас просыпался с эрекцией.

В самом углу гостиничного сада стоял стол и несколько стульев. Они с Катей часто там завтракали. За день до отъезда Катя настояла, чтобы он отобедал там в одиночестве, потому что ей нужно к парикмахеру, а Эрика записалась к дантисту.

Томас сидел за столом в тишине, прерываемой только щебетом птиц. Внезапно ему пришло в голову: это место отлично подходит для того, чтобы здесь его хватил удар. Он улыбнулся при мысли, что в своем лучшем костюме и новых туфлях будет выглядеть достойно, когда его унесут на носилках.

На миг он закрыл глаза, но тут же открыл их, услышав чьи-то шаги. Увидев Францля с сияющей улыбкой и меню в руках, Томас понял, что задумали Катя с Эрикой. Вероятно, в этом был замешан Мочан. Томас гадал, кто именно заплатил Францлю, и надеялся, что официант оценил необыкновенную щедрость Жоржа.

– Я по вам соскучился, – сказал Томас.

Он попытался смягчить голос, надеясь, что он звучит достаточно нежно.

– Мне хотелось бы поддерживать с вами связь, – добавил Томас.

– Я был бы счастлив, – сказал официант. – Надеюсь, я не слишком навязчив.

– Встреча с вами стала лучшей частью моего пребывания в отеле.

– Вы всегда здесь желанный гость.

Мгновение они с нежностью смотрели друг на друга.

– Уверен, что вы голодны, – сказал Францль и вспыхнул. – Сегодня у нас восхитительная паста. Ее делает наш итальянский шеф. Еще есть белое вино, особый рислинг из домена Вайнбах. Ваша жена сказала, это ваш любимый. И может быть, начать с холодного супа?

– Я последую всем вашим рекомендациям, – сказал Томас.

Следующие два часа официант приходил и уходил, задерживался ненадолго, рассказывал о родителях, вздрагивал, вспоминая зиму в Баварских Альпах.

– Я скучаю по лыжам, – сказал Францль. – Но не по холоду. Здесь тоже бывает холодно, но не так, как дома.

Томас рассказал ему о Калифорнии.

– Я хотел бы увидеть море, – сказал Францль. – Прогуляться по пляжу. Может быть, когда-нибудь и я побываю в Калифорнии.

Томас ощутил внезапную печаль, что совсем скоро ему предстоит покинуть отель.

– Хотите чего-нибудь еще, сэр?

Томас посмотрел на официанта. Вопрос прозвучал совершенно невинно, тем не менее Францль определенно понимал природу чувств, которые испытывал к нему Томас. Томас замялся не потому, что размышлял, не подняться ли вместе в его номер, но потому что знал, что ждать ему нечего, кроме краткой, фальшивой близости.

Он был стариком, которого обслуживали. Дни напролет он будет представлять тело Францля, когда тот отвернется, гладкую белую кожу его мускулистой спины, полные ягодицы, сильные ровные ноги.

– Нет, больше ничего, но я благодарен вам за заботу, – сказал Томас сухо и официально.

– Не забывайте, я всегда к вашим услугам, – произнес Францль, копируя его тон.

Официант поклонился и отошел, а Томас смотрел, как лучи послеобеденного солнца пятнают его спину. Он посидит здесь еще немного, понимая, что эта сцена, скорее всего, никогда не повторится.

Сейчас, два года спустя, Томас тратил больше энергии, вспоминая ту случайную встречу, чем работая над романом о мошеннике Феликсе Круле. Он до сих пор смаковал каждое мгновение, воскрешая в памяти все, что было сказано, пытаясь восстановить связь, возникшую мимолетно. Это почти волшебство, думал Томас, что человек в его годы способен испытывать такие сильные чувства. Он листал страницы дневника, перечитывая запись о предыдущем визите: «За обедом кудесник вовремя оказался поблизости. Дал ему пять франков за то, что вчера обслужил меня так мило. Неописуемое очарование его улыбки, когда он меня поблагодарил. Слишком мощная шея. Из-за меня К. к нему недружелюбна».

В последующие годы у него не будет повода для таких записей. Он станет проводить каждое утро за письменным столом (как делал последние пятьдесят лет), трудясь над романом о Феликсе Круле, а Францль будет жить за много миль от него, и память о нем начнет крошиться, даже если воспоминания о том, как он пересекал вестибюль, о его грации, его улыбке до сих пор доставляли Томасу наслаждение.

Увидев дом, который Мочан присмотрел для них с Катей в Кильхберге, к югу от Цюриха, Томас понял, что он станет его последним домом. Если они купят его, их с Катей странствиям придет конец. Порой он тревожился, где будет жить Катя после его смерти. Теперь эта проблема была решена. Дом стоял над дорогой, и от него открывался вид на горы и озеро.

В новом доме все шло заведенным порядком. Томас сожалел о недобрых мыслях, которые некогда питал к Швейцарии. Он получал удовольствие от ухоженности и порядка в деревне, от того, как менялся свет над озером, как сумерки наползали с гор.

Он начинал проникаться симпатией к своему протагонисту Феликсу Крулю, как когда-то любил Адриана Леверкюна, Тони Будденброка и юного Ганно. Читатели могли гадать, был ли Ганно его автопортретом, искать сходство между автором и композитором в «Докторе Фаустусе», но никому не придет в голову, сколько у них общего с Феликсом Крулем. Хитроумные трюки, которые Круль проделывал с миром, Томас не просто заимствовал из плутовских романов, – он делился тем, что обнаружил в себе самом, но обращая все в шутку. Круль был ловкачом, который брал все, что плохо лежит, тем, кто обшарит ваши карманы, стоит вам зазеваться.

Когда они с Катей оформляли дом в Кильхберге, шагая от автомобиля к конторе цюрихского адвоката, Томас был уверен в собственной значимости. Со стороны он выглядел мужчиной за семьдесят, безукоризненно одетым, выступающим целеустремленно и с достоинством. В кармане у него лежал перевод на требуемую сумму. Он был отцом шестерых детей, женатым на женщине, которая только что жестко и в мельчайших подробностях обговорила с бывшими хозяевами, какие домашние приспособления и гаражное оборудование следует оставить новым владельцам. А еще Томас был автором множества превосходно написанных книг, он никогда не чурался длинных предложений и пространных отступлений, заставлявших вспоминать славные имена из прошлого немецкой литературы. По всем параметрам он был великим человеком. Своими заслугами он устрашил бы даже собственного отца.

Никого, однако, не устрашило бы зрелище того, как он в одиночестве корчит рожи перед зеркалом в туалете адвокатской конторы. Возможно, наблюдатели удивились бы полунасмешливым взглядам, которые Томас бросал на свое морщинистое лицо, лукавым и многозначительным ухмылкам, свидетельствующим о том, что он, подобно Феликсу Крулю, снова обвел всех вокруг пальца.

Печальное приятие того факта, что жизнь в собственном доме дает мало шансов на случайные знакомства с привлекательными официантами, не помешало