Милорадович - Александр Бондаренко

«Все мы в парадных мундирах собрались в небольшом садовом домике, где остановился генерал Милорадович. Тут было человек 12 генералов. Пред крыльцом стоял в строю прекраснейший эскадрон Ахтырского полка: зрители пленялись его картинным видом. Ровно в два часа передовой посланный возвестил скорое прибытие депутатов. Любопытство подвинуло всех к окнам. Сперва показались вершники из Польской народной гвардии, и вдруг богатая карета, восемью английскими лошадьми запряженная, сопровождаемая отрядом сей же гвардии, загремела и остановилась у крыльца. Эскадрон отдал честь. Вслед за первою подъехала такая же другая. Эскадрон повторил приветствие. Префект Варшавы, мэр, подпрефект, два члена духовенства, бургомистр и еще пять или шесть человек в нарядных шитых мундирах, с разноцветными перевязями через плечо, собрались на крыльце. Двери настежь! — И гости вступили в комнату. Между ними находился тот самый старик, который вручал ключи Суворову. Толпа отшатнулась — генерал Милорадович выступил вперед.

"Столица герцогства Варшавского, в знак миролюбивого приветствия победоносному русскому воинству, посылает сие", — сказал префект, поднося хлеб и соль. "Вот и залог ее покорности знаменитому оружию всеавгустейшего императора Александра Первого", — прибавил мэр, подал знак — и старец вручил генералу золотые ключи. Все поклонились очень низко. У некоторых блеснули слезы на глазах»[1331].

«Воспитанник Суворова получил ключи города из рук того самого чиновника, который за девятнадцать лет перед тем поднес их Рымникскому. Следуя наставлению фельдмаршала, Милорадович объявил жителям: "что церкви и законы их останутся неприкосновенными, что государь, из особенного покровительства к Варшаве, освобождает ее от постоя; не желает проливать кровь за кровь и платить разрушением за разрушение; даже для самых виновных отложил суд свой, карая их одною милостью"»[1332].

«Получив ключи Варшавы, государь пожаловал Милорадовичу вензелевое изображение имени своего, для ношения на эполетах, а князь Кутузов писал ему: "Великие заслуги ваши столь много сблизили вас с всеавгустейшим императором нашим, что сие даруемое им вам преимущество находиться при особе его императорского величества сделалось необходимым для вас и для него".

Через несколько дней Милорадович имел торжественный вход в Варшаву. Пройдя по улицам, войска вышли из города и расположились в окрестных деревнях, потому что государь не велел ставить их постоем в Варшаву, где назначена была только главная квартира Милорадовича, с приличным караулом. Офицерам и солдатам позволили ходить в город не иначе, как с билетами, но запретили ночевать в нем»[1333].

«Сей способ предохраняет нас от заразительных болезней, свирепствующих в Варшаве, по причине французских госпиталей, где находящиеся до 6 тысяч человек объявлены военнопленными»[1334].

«Освобождение Варшавы от постоя, денежной дани и вообще великодушное с нею обращение победителей не подвигло, однако, жителей к благодарности. Вместе с находившимися в городе пленными французами начали они замышлять против нас козни, после чего ввели русские войска в Варшаву»[1335].

«Напрасно ожидали мы отдыха в Варшаве: войскам велено выступить в поход; через три дня поспешим за ними. Расстаться с Варшавою, не насладясь ее удовольствиями, это все равно что в жаркий день только прикушать воды из студеного колодца и, не утолив палящей жажды, идти далее в знойный путь.

Вчера генерал Милорадович с великолепным конвоем проезжал Варшаву. Народ теснился в улицах и кричал ему: "Виват!" Приятно было видеть, что в домах, на улицах и рынках все было покойно; никакие занятия, работы и упражнения не прерывались. Сами жители сознаются, что при французах, приятелях их, не так было… Понимаю, для чего не оставляют войск в Варшаве. Прекрасные трактиры, театр, лазенки и всякого рода удовольствия могли бы очаровать, разнежить закаленных в боях и заставить их забыть, что война не окончилась; ибо Европа еще не спасена!»[1336]

«Милорадович должен был, оставя часть войск в Варшаве, с другою составлять авангард ее [левой Главной армии]. Милорадович сдал начальство в Варшаве графу Палену и, отправляясь к авангарду Главной армии, писал Варшавскому городовому правлению: "Преемник мой и я руководствуемся одинаковыми правилами. Мы оба, как и вся армия, имеем в предмете одну цель: удостоиться благоволения Государя Императора, и надеемся соделаться достоянными Его внимания, сохраняя в войсках строгую подчиненность и порядок"»[1337].

«30-го поздно пришла пехота в город Блони, от Варшавы 4 мили… Везде снег уже растаял и совсем весенняя погода. Люди шли часто по колено в воде»[1338].

«В русских войсках, в исходе января 1813 года, находившихся за границею состояло 138 318 человек. У Милорадовича — 12 456»[1339].

«Каких союзников имела Россия в начале войны 1812 года, кроме Бога, беспредельной веры в Его могущество и мужества, ей внушенного? Она одна встретила напор двадцати языков, или, вернее сказать, по крайней мере десяти народов, изнемогала под ударами их, но не пала; и их же, дружелюбно взяв за руку, повела на предводительствовавшего ими. Шести месяцев было ей достаточно, чтобы произвести совершенный перелом в судьбах целого мира»[1340].

Русская армия вышла в Европу — началась освободительная кампания 1813—1814 годов.

«В истории кампании 1813—1814 годов Милорадович играет едва ли еще не более видную роль, нежели в войну Отечественную. Это был вполне достойный, блестящий представитель нашей армии в пределах иноземных государств»[1341].

Наполеон терял своих союзников, переходивших под руку Александра I весьма осторожно, порой даже втайне, чтобы не вызвать гнева недавнего своего сюзерена, хотя и пошатнувшегося, но могущественного. В этих условиях русским военачальникам нередко приходилось становиться дипломатами. В начале февраля Милорадович сообщал начальнику Главного штаба князю Волконскому: «Прусской службы полковник принц Бирон Курляндский[1342] объявил мне, что он прислан от его величества короля прусского, дабы сделать представление относительно нейтралитета одной части Шлезии и объяснить побуждающие к тому причины… Причины же, по которым король желал бы, чтоб в ту часть Шлезии не входило российское войско, суть те, что в оной расположены разных полков их депо, в кои ожидают ремонта лошадей и проч. Французы пропустили уже 6 тысяч ремонтных] лошадей, туда следующих, но могли бы захватить подобные ремонты, узнав, что российское войско заняло те места… Я тем охотнее согласился на предложение, мне сделанное, что оное нимало не мешает движениям нашим»[1343].