Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия

— Последние научные работы свидетельствуют об обратном. Были изучены тысячи случаев. Исследователи доказали, что Марс покровительствует спортсменам, Юпитер — актерам, а Сатурн — ученым. Необъяснимая статистическая аномалия. Выборка была репрезентативной, так что случай решает далеко не все. Если бы у нас было время на углубленный анализ, мы «прочли» бы наши жизни и увидели, что все было предопределено: ты должен был передумать, чтобы мы именно в этот момент встретились именно в этой точке улицы Ульм.

— Звучит как бред!.. Выходит, мой математический кретинизм может иметь астральное происхождение?

— Нужно взглянуть на твой развернутый гороскоп, но я бы не удивилась.

— Фантастика! Я никак не мог понять, что происходит. Вкалывал как каторжный. Мне помогали брат, бывший лучший друг, подруга. Результат — ноль! Моя знакомая считала, что это психологический затык из-за проблем с матерью и отцом. Я считал себя дураком. А теперь выходит, что все дело во внешнем воздействии. В этом есть своя логика. Жалко, я раньше не знал.

Мы проговорили целый час. Сам не знаю о чем. Все перемешалось. Она что-то объясняла, жестикулировала, я внимал и кивал, соглашаясь. Потом она посмотрела на часы:

— Мне пора.

— Пока…

Она повернулась и ушла, а я смотрел ей вслед как полный идиот. Впрочем, почему «как»?.. Меня извиняло шоковое состояние, в котором я находился из-за умопомрачительного открытия: моя математическая бездарность была предопределена звездами. Незнакомка исчезла, свернув за угол у Пантеона, и я вдруг понял, что ничего не знаю об этой девушке, даже ее имени. Как я мог свалять такого дурака? Не спросить, где она живет, в какой лицей ходит, чем занимается, сможем ли мы увидеться снова? Растяпа.

Я побежал к Пантеону. Она исчезла. Я крутил головой, озирался. Она испарилась. Как найти человека, о котором ничего не знаешь? Может, случай или планеты снова сведут нас вместе? Вряд ли удача стучится в дверь человека только раз. Я упустил единственный шанс и винить в этом мог только себя. И я винил, еще как винил! Если все предопределено свыше, возможно, мы должны были столкнуться, я должен был отпустить ее, не спросив ни имени, ни фамилии, а потом блуждать по свету до скончания времен и искать ее. Возможно, я встречу ее в семьдесят лет, когда стану лысым, беззубым и пузатым стариком. Она будет морщинистой дряхлой старухой. Мы узнаем, что много лет искали друг друга, обходя улицы и закоулки этого квартала, но так и не столкнулись. Она скажет, что часто думала обо мне, а потом с досады вышла замуж и родила шестерых детей. Мы наконец познакомимся, я возьму ее за сухую морщинистую руку, и мы нежно улыбнемся друг другу.

Во время летних каникул я дошел до ручки. Третьего июля папа наконец открыл магазин по продаже электробытовых товаров и был неприятно удивлен, обнаружив, что в департаменте Мёз всем служащим полагается обязательный оплачиваемый отпуск. Редкие посетители находили новый магазин очень красивым, но неоправданно дорогим. Дела шли плохо. Папе очень хотелось показать нам Бар-ле-Дюк, и я до последнего момента надеялся сбежать от кузенов. С тех пор как два года назад они вернулись во Францию, мы часто виделись. По каким-то загадочным причинам они проявляли ко мне родственные чувства и симпатию, а я не выносил братцев. Меня бесило их вопиющее невежество, верность идее Французского Алжира и неистребимый акцент. Я подозревал, что они намеренно его культивируют. Сначала я дразнил кузенов, подражая их выговору, но они только смеялись. Папа был вынужден отказаться от нашей встречи в Бар-ле-Дюке, и я с пятнадцатого июля до конца августа «наслаждался» обществом Делоне в Перро-Гиреке, холодным морем — вода в лучшем случае прогревалась до десяти градусов, — резиновыми блинчиками, вечно хмурым небом, скользкой, как каток, «тропой таможенников» и нескончаемой игрой в «Монополию». Но хуже всего были заданные на каникулы упражнения. Кузены делали по десять-двадцать ошибок на странице. Никто не обрадовался, что я сдал проверочный тест на десять и две десятых балла, но меня обязали проявить семейную солидарность и каждое утро диктовать безграмотным родственничкам длинные тексты. Когда я объяснял, что это лечится каждодневным чтением, они смотрели на меня как на полоумного. Мое терпение лопнуло тридцатого июля. В меню был «изумительный отрывок» из Поля Бурже, которого дедушка Филипп считал лучшим писателем двадцатого века (роман «Ученик» был его настольной книгой). Я послал всех к черту и ушел, хлопнув дверью. Это был День святой Жюльетты, и сестра затаила смертельную обиду за испорченный праздник. Она не сомневалась, что я сделал это намеренно. Мама сочла мое поведение грубым и потребовала извинений, но я отказался и усугубил свое положение, отказавшись проводить утренние диктанты и «покупать» отели на улице де ла Пэ.

Однажды мама спросила, почему я никогда не фотографирую членов семьи и виды Бретани, но ответа не дождалась.

— Прости, что порвала твои снимки. Я в тот день устала и была на взводе.

— Я выбросил фотоаппарат!

— Но почему? Это же был наш подарок на день рождения!

— Он никуда не годился.

— Если хочешь, мы купим тебе другой.

— Лучше потрать деньги на открытки.

Она купила полароид. Все дружно восторгались дешевыми броскими цветами и без конца снимали друг друга.

— Эй, Каллахан, почему ты смываешься всякий раз, когда мы хотим сделать семейное фото? — удивлялся Морис.

— Не хочу быть рядом с вами на снимке.

Я целыми днями напролет в одиночестве бродил по ландам, читать из-за сильного ветра не мог и наконец понял, почему в Бретани так много придорожных распятий. Полдничать мы ходили в блинную. В Бретани выпекают тонны блинчиков.

— О-ля-ля, что за чудесный блин, просто объедение!

— Тебе понравилось, сынок?

— Вы — «черноногие», — сказала хозяйка заведения в бретонском чепце-бигудене, напоминающем сахарную голову.

— Да, мадам, и гордимся этим!

Они сделали ее фото полароидом, и она пришла в восторг от успехов технического прогресса. Однажды в Пемполе они обпились крепким сидром и заголосили: «Мы африканцы, вернулись из далеких краев…»[168]

* * *

Мысль о возвращении в лицей вселяла в меня небывалый восторг, но там меня ждал кошмарный удар. Николя исчез. Мой самый старый друг. Названый брат. Мы всё (ну, почти всё) делили на двоих. Он всегда приходил ко мне на день рождения. Как-то раз, в четверг вечером, его отец решил меня подбодрить и сказал: «Ты — член семьи, чувствуй себя как дома». Мы дружно работали и уважали друг друга. А теперь он исчез, улетел, испарился. Я перешел из класса «С» в класс «А». Может, он в другой параллели? Нет, никто о нем не слышал. Я отправился к нему домой и узнал, что они переехали в конце июля. Без предупреждения, куда — консьержка не знала. Я ей не поверил. Забежал в первое попавшееся по дороге бистро, купил жетон, набрал номер и услышал женский голос: