Разгадай меня - Тахира Мафи

— Я знаю, что ты собираешься сделать, маленькая дрянь, — говорит он. — Мы про тебя слышали. Только шевельнись — я тебя сразу же пристрелю.

Но я почему-то не верю ему.

Мне кажется, что он не мог получить приказ стрелять в меня, потому что иначе он уже давно бы сделал это. Но он чего-то ждет. Он ждет чего-то такого, что я не могу понять, и мне нужно действовать стремительно. Надо срочно что-то предпринять, только я не знаю, что именно. Я только пытаюсь вцепиться в его руку своей, я хочу хоть как-то ослабить его хватку. Но он встряхивает меня, орет и велит перестать дергаться. Он так сжимает мне шею, что я начинаю задыхаться. Я сильней сжимаю ему предплечье, стараюсь избавиться от него, но мне уже не хватает воздуха. И теперь я уже не уверена в его намерениях сохранить мне жизнь, и я перестаю понимать смысл своих поступков. В этот миг я слышу его истошный крик.

Оказывается, я успела буквально раскрошить все кости в его руке.

Он падает на землю, бросает пистолет, хватается за искалеченную руку и так душераздирающе кричит, что я почти испытываю раскаяния по поводу того, что натворила.

Но вместо этого я пускаюсь наутек.

Но мне не удается пробежать и несколько метров, потому что я тут же врезаюсь сразу в трех солдат, которые мчатся на крик своего товарища. Они видят мое лицо и сразу же вспоминают, кто я такая. Лицо одного из них мне тоже кажется почему-то знакомым, как будто я и раньше видела его каштановые космы, и только тогда до меня начинает доходить: они хорошо знают меня. Эти солдаты видели меня вместе с Уорнером, когда я еще была у него на базе в качестве пленницы. Тогда он устроил целый спектакль, представив меня своим подопечным. Разумеется, они сразу же узнали меня и сейчас.

И уж они-то точно меня никуда не отпустят.

Эти трое сбивают меня с ног, и я снова падаю лицом в грязь. Они прижимают к земле мои руки и ноги, как будто намереваются оторвать все мои конечности сразу. Я тщетно стараюсь отбиться. Я стараюсь сосредоточиться, чтобы хоть как-то сфокусировать свою энергию, и я уже, кажется, почти справилась со своим рассудком, как вдруг

я ощущаю сильный удар в голову и почти теряю сознание.

Все звуки смешиваются, сливаются в ровный гул, краски сбиваются в расплывчатое пятно, и я не понимаю, что со мной происходит, потому что перестаю чувствовать собственные ноги. Я даже не могу точно сказать, иду ли я куда-то самостоятельно или же меня несут, хотя при этом ощущаю капли дождя. Я чувствую, как вода струится у меня по лицу, потом раздается лязг металла, я смутно слышу знакомый гул электрического двигателя, после чего дождь прекращается. Он пропадает совсем, и теперь я уверена только в двух вещах, причем в одной из них на все сто процентов.

Я нахожусь в танке.

Я скоро умру.

Я слышу завывание ветра, больше похожее на колокольный звон.

Потом этот звон переходит в бешеную какофонию, и ветер уже кажется реальной угрозой жизни, и я не перестаю думать о том, что этот звон кажется мне до боли знакомым. Голова у меня идет кругом, но мне нельзя сейчас лишаться чувств. Я должна понять, куда они меня везут. Надо постараться определить, где именно я нахожусь. Надо разобраться, куда мы направляемся, и я потихоньку поднимаю голову, стараясь делать это незаметно. Пусть они думают, что я по-прежнему нахожусь без сознания.

Солдаты едут молча.

Я зря надеялась на то, что смогу собрать хоть кусочки информации о том, куда мы направляемся, из их разговора. Они за все время поездки не произнесли ни единого слова. Они больше похожи на машины, на каких-то роботов, запрограммированных на выполнение определенной цели. Мне странно, мне интересно узнать, зачем им понадобилось увозить меня с поля боя, если требуется всего-навсего убить меня. И почему моя смерть должна стать такой особенной? И зачем теперь они выносят меня из танка навстречу бушующему злому ветру? Я осмеливаюсь чуточку приоткрыть глаза, и тут меня ожидает настоящий сюрприз. Поначалу я чуть не задохнулась от удивления.

Это тот самый дом.

Дом, стоящий на неконтролируемой территории, свежевыкрашенный в голубой цвет, как яйца малиновки. Это единственный дом в округе, который не развалился и не разрушился и сохраняет жилой вид в радиусе пятисот километров или даже больше. Именно про этот домик говорил тогда Кенджи, что это скорее всего ловушка. Именно здесь, как мне тогда сразу показалось, я должна была встретиться с отцом Уорнера. И только тут до меня все доходит. Как будто меня огрели по голове тяжеленной кувалдой. Причем все это происходит мгновенно. И осознание истины буквально разрывает мне мозг.

Андерсон должен быть именно здесь. Наверное, он хочет собственноручно убить меня.

Я для него ценный подарок.

Они даже звонят в дверной звонок.

Я слышу шарканье ног. Скрип половиц. Я слышу, как рвется ветер на свободе, и я предчувствую, что должно совершиться в ближайшие минуты. Я вижу, как Андерсон пытает меня до смерти самыми изощренными способами. Но еще я думаю о том, как бы мне выбраться из этой ситуации. Андерсон слишком умен. Наверное, он прикует меня цепями к полу и будет по одной отрубать мне руки и ноги. Он собирается насладиться моими мучениями по полной программе.

Он сам открывает нам дверь.

— А, это вы, джентльмены, большое спасибо, — говорит он. — Прошу следовать за мной.

Я чувствую, как солдат, несущий меня на руках, перемещает мое мокрое обмякшее и ставшее сразу тяжелым тело, и меня всю неожиданно пронизывает холод, меня охватывает дрожь. Очевидно, слишком долго я бежала под проливным дождем…

Меня трясет, но только не от страха.

Я вся горю, но не от гнева.

Я, кажется, вне себя, и сейчас, даже если бы мне представилась возможность защищаться, я, наверное, не знала бы, что и как должна делать. Просто удивительно, сколько раз за сегодня я уже могла бы встретить свой конец.

От Андерсона исходит аромат дорогого одеколона. Я чувствую этот запах, даже несмотря на то что нахожусь на руках совсем другого мужчины. Надо признаться, что этот запах мне нравится, и от этого я начинаю беспокоиться. Он закрывает за нами дверь, предварительно отправив остальных солдат заниматься их делами. По сути, это означает, что они отправятся снова убивать людей.

Теперь мне кажется, что у меня начались галлюцинации.

Я вижу зажженный камин, такой, о которых я читала в книгах, но наяву не встречала ни разу. Я вижу уютную гостиную с мягкими плюшевыми диванчиками. Пол украшает толстый ковер с восточным рисунком. На каминной полке стоят какие-то фотографии, которые со своего места я рассмотреть не могу, а Андерсон требует, чтобы я очнулась. Он говорит, что мне следует принять ванну, потому что, дескать, я успела сильно перепачкаться и, мол, так дела у нас не пойдут. Он еще добавляет, что я нужна ему проснувшаяся и адекватная, а то иначе будет совсем не интересно, и мне начинает казаться, что я окончательно сошла с ума.