Дракон - Клайв Касслер

— И вы осмеливаетесь бросать мне вызов этим? — фыркнул Каматори.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Питт. — На самом деле самурайские воины были просто немногим больше, чем очень сильно надувшиеся, чванливые жабы. Я полагаю, что вы произошли из той же грязной лужи.

Каматори пропустил оскорбление мимо ушей.

— Так что вы воображаете, что у вас нимб над головой, и изображаете Сэра Галахада, вышедшего на бой с Черным рыцарем?

— На самом деле я скорее имел в виду Эррола Флинна против Бэзила Рэтборна.

Каматори закрыл глаза и неожиданным движением опустился на колени, погрузившись в медитативный транс. Это было искусство «киаи», то есть внутренней силы или могущества, которому приписывалась способность творить чудеса, в особенности среди самурайского сословия. В духовном плане долгая практика объединения души и сознания и переноса их в божественный мир, как считается, поднимает практикующего на такой уровень подсознания, который позволяет ему достигать сверхчеловеческого совершенства в боевых искусствах. В физическом плане это включает искусство глубокого и продолжительного дыхания, что обосновывается тем, что человек с полными воздуха легкими имеет все преимущества перед противником, который выдохся.

Питт предчувствовал, что атака будет быстрой и внезапной, и встал в оборонительную позицию.

Прошло почти две минуты, и затем внезапно, с молниеносной скоростью, Каматори прыгнул на ноги и выхватил катану из ножен за спиной обеими руками одним широким взмахом. Но вместо того чтобы терять сотые доли секунды на занесение меча над головой для удара вниз, он продолжил это движение по восходящей диагонали, чтобы разрубить Питта пополам от бедра к плечу.

Питт предвидел это движение и парировал коварный удар, затем сделал прямой выпад вперед, уколов Каматори в бедро, и быстро отпрыгнул назад, чтобы избежать следующей яростной атаки противника.

Тактические приемы кендзютсу и олимпийского фехтования на саблях разительно отличаются. Это все равно что предложить баскетбольному игроку обойти футбольного полузащитника. Традиционное фехтование строится на линейных перемещениях и колющих выпадах, тогда как в кендзютсу ограничений нет, и владеющий катаной набрасывается на противника, чтобы сразить его рубящим движением. Но оба эти вида спорта основаны на технике, скорости и элементе неожиданности.

Каматори двигался с кошачьей ловкостью, зная, что один хороший рубящий удар по телу Питта быстро положит конец поединку. Он быстро двигался из стороны в сторону, издавая утробные крики, чтобы вывести Питта из равновесия. Он нападал яростно, его боковые удары двумя руками легко отражали прямые выпады Питта. Казалось, рану в бедре он просто не заметил, на живости его движений она никак не отразилась.

Удары двуручной катаны Каматори рассекали воздух слегка быстрее и с большей силой, чем одноручная сабля в руке у Питта. Но в руке умелого фехтовальщика старая дуэльная сабля могла изменять угол отклонения клинка чуть быстрее. Она, кроме того, была почти на тридцать сантиметров длиннее, и Питт пользовался этим преимуществом, чтобы удерживать рубящие выпады Каматори на расстоянии, на котором невозможно нанести смертельную рану. Саблю можно было использовать и как колющее, и как рубящее оружие, тогда как катаной можно было только рубить и резать.

У Каматори было, кроме того, преимущество опыта и постоянной практики со своим собственным оружием. Питт утратил многие навыки, но он был на десять лет моложе, чем знаток кендзютсу, и, если не считать недавней кровопотери, был в прекрасной спортивной форме.

Стаси и остальные, как завороженные, следили за этим впечатляющим зрелищем прыжков, выпадов и серий быстрых ударов, когда лезвия сверкали как вспышки мерцающих огней и лязгали, когда их режущие кромки ударялись друг о друга. Время от времени Каматори прекращал свои атаки и отступал, постоянно меняя позицию, чтобы оставаться между Стаси и остальными пленниками и помешать ей освободить их, а также убедиться, что она не пытается напасть на него самого сзади или сбоку. Затем он издавал утробный вопль и возобновлял свои наскоки на ненавистного американца.

Питт в основном защищался, делая быстрые выпады, когда видел бреши в обороне противника, парируя взрывную энергию ударов Каматори и уклоняясь от невероятного бешенства его атак. Он старался оттеснить Каматори в сторону, чтобы Стаси могла добраться до цепей узников, но его противник был слишком ловок и хитер, блокируй любую попытку. Хотя Стаси прекрасно владела дзюдо, Каматори зарубил бы ее прежде, чем ей удалось бы приблизиться к нему на два метра.

Питт бился упорно и молчаливо, в то время как Кама-тори наступал озверело, вопя при каждом ударе, медленно оттесняя Питта через комнату. Японец слегка улыбнулся, когда бешеный удар задел вытянутую руку Питта, в которой он держал саблю, и оставил тонкий, длинный кровоточащий разрез.

Грубая сила ударов Каматори заставляла Питта придерживаться оборонительной тактики отведения ударов. Каматори все время уходил то в одну, то в другую сторону, стараясь навязать Питту круговой бой.

Питт легко понял этот замысел и неизменно то отступал назад на один шаг, то делал прямой выпад, полагаясь на использование острия для колющих ударов и тем самым сохраняя стиль фехтования, которым он владел лучше Каматори, чтобы остаться в живых и нарушить координацию движений противника.

Один из уколов Питта попал Каматори в плечо, но это не замедлило движения мастера кендзютсу ни на мгновение. Ушедший в киаи, ударяя в тот момент, когда Питт выдыхал, он не чувствовал боли, казалось, даже не заметил, как острие сабли Питта пронзило его плоть. Он метнулся назад и затем неумолимо стал надвигаться не Питта, размахивая катаной с такой быстротой, что лезвие, казалось, превратилось в какой-то водоворот свистящей стали, мелькая с неуловимой для глаза скоростью сплошным расплывчатым пятном.

Питт начал уставать, его рука словно наливалась свинцом, как у боксера после четырнадцати раундов тяжелого поединка почти равных по силам противников. Теперь его дыхание участилось, и он чувствовал, что его сердце колотится все сильнее.

Древняя сабля тоже начала проявлять признаки усталости. Ее лезвие не выдерживало сравнения с прекрасной сталью японской катаны. Потускневший старый клинок был глубоко выщерблен в пятидесяти местах, и Питт знал, что один сильный удар по плоскости лезвия вполне может расколоть его надвое.

Каматори, как ни странно, не проявлял никаких признаков утомления. Его глаза, казалось, остекленели от жажды крови, и сила его ударов нисколько не уменьшилась, они были такими же сокрушительными, как в начале поединка. Это дело еще одной или двух минут, и Питт ослабеет настолько, что он сможет свалить его с ног и отнять его жизнь гордым мечом Японии.

Питт отпрыгнул назад, чтобы быстро перевести дыхание и оценить ситуацию, пока Каматори временно прервал свои атаки, чтобы проследить краешком глаза за движениями Стаси, стоявшей подозрительно неподвижно, убрав руки за спину. Японец почувствовал, что она что-то замышляет, но тут Питт снова двинулся вперед, сделал быстрый выпад, опустившись на одно колено, попал клинком на катану, и его лезвие скользнуло по мечу вниз, к рукояти, причем острие сабли чуть задело костяшки пальцев ближайшей к гарде руки Каматори.