Стрелок. Путь на Балканы - Иван Оченков

Мир приносит счастье далеко не всем людям. Если вы занимаетесь поставками военного снаряжения, то не вовремя окончившаяся война может разорить вас. Но с продовольствием дело обстоит несколько иначе, из-за того, что солдаты и в мирное время не перестают есть. А поскольку, дела с провиантом в русской армии были не слишком хороши, прижимистый по натуре цесаревич, решился-таки на сделку с поставщиками. Тем паче, что они, узнав о перемирии, изрядно убавили аппетиты. К тому же, наследник понимал, что скоро его отзовут из действующей армии, и беспокоился о дальнейшем в куда меньшей степени.

В общем, два уже знакомых нам коммерсанта на сей раз вышли из штаба начальника Рущукского отряда в прекрасном расположении духа и прямиком отправились на телеграф. Отправив послание и получив квитанцию, они навестили своего товарища, все еще лежащего в госпитале, а затем стали готовиться к отъезду. Дороги все еще были небезопасны, а потому до румынской границы их должен был сопровождать небольшой конвой. Отправление намечалось на утро, а до той поры негоцианты оставались на своей квартире. Там они, впрочем, так же не оставались без охраны. У ворот снятого ими дома стоял часовой, да по улицам деревни всю ночь ездили патрули.

— Хайм, — ты думаешь, что мы не зря задержались? — озабоченно спросил младший из них, своего более опытного друга.

— Нам нужно добраться до Систова засветло, чтобы успеть переправится на другой берег, — пожал плечами второй. — Ночью переправа закрыта, сам знаешь.

— Но разве казаки не будут нас охранять?

— Ох, Моше, да казаки среди ночи бывают ничуть не лучше башибузуков. Особенно если останутся без офицерского присмотра!

— Ладно, ты лучше разбираешься в таких вещах, давай ложиться спать.

— Ты запер дверь?

— Нет, что ты! Я оставил ее открытой, а снаружи написал: — "Добро пожаловать к Хайму и Моше у них сегодня есть деньги!"

— Никогда не говори так, а то мало ли кто тебя может услышать!

— Брось, тут далеко не все понимают нашу речь.

— Ну, не скажи, среди местных маркитантов хватает евреев.

— Ой вэй, да разве это евреи? Субботу не соблюдают, едят что попало…

— Моше, если человек вдруг смешает молоко и мясо, он не становится от этого слабоумным и не забывает родной язык!

— Кстати, о родном языке. Хайм, ты обратил внимание на эту сестру милосердия в русском госпитале?

— Ты говоришь про ту хорошенькую девушку, как ее… Гедвига Берг, кажется?

— Да, про нее. Тебе не кажется, что она из наших?

— Все может быть. Но судя по имени, она из отступников, принявших христианство.

— Жалко. Очень уж она красива. Я бы на ней женился, если мама не будет против.

— Эх, Моше-Моше, я в твои годы маму в таком деле не стал бы спрашивать!

— Это потому, что ты ее плохо знаешь!

— Я плохо знаю свою тетю Цилю? — возмущенно всплеснул руками Хайм. — Да если бы…

Тут их спор прервал деликатный стук в дверь, после чего из-за нее раздался смутно знакомый голос:

— Господа хорошие, извольте открыть.

— Кто там? — встревожено спросил молодой еврей, вынимая из-за пазухи револьвер.

— Меня из штаба прислали. Велено вам передать…

— Что передать?

— Письмо.

— Подсуньте под дверь, будьте любезны, а то мы не одеты.

— Велено с глазу на глаз и из рук в руки!

Делать было нечего, и Моше осторожно приоткрыл дверь, выставив в щелку револьвер. Снаружи стоял высокий унтер-офицер, которого они не раз видели рядом со штабом и на телеграфе и коммерсант немного успокоился.

— Что за письмо? — спросил он, не пропуская нежданного гостя внутрь.

Тот, впрочем, и не стал пытаться войти, а приложив палец к губам, сказал вполголоса:

— Вас хотят ограбить, господа! И его императорское высочество лично приказал мне проследить за вашей безопасностью.

— Но кто? — так же шепотом спросил Хайм.

— Кто-кто, — передразнил его Дмитрий. — Темные силы, конечно! Мировая закулиса, мечтающая поработить мир. Антисемитский интернационал…

— Я ничего не понимаю!

— Вам и не надо, сидите смирно и попытайтесь хотя бы пару минут сохранять полную тишину. Но самое главное, не при каких обстоятельствах не открывайте эту дверь до утра.

Пока ошарашенные коммерсанты пытались понять, что именно произошло и не пора ли начать звать на помощь, одновременно отстреливаясь, странный унтер аккуратно прикрыл дверь и вытащил из ножен турецкий штык. Затем, пока его никто не видел, Будищев уколол острием сам себя в руку и испачкал своей кровью лезвие, а затем лицо. Вид после этих манипуляций у него стал совсем зверский, так что если бы несчастные коммерсанты его увидели, то непременно умерли бы со страху. После этого, он впустил внутрь дома других бандитов и замогильным голосом сказал:

— Готово!

В дом крадучись вошли два странных субъекта. Один из них был громилой с тупым выражением на лице, одетый в бараний полушубок, а второй ростом поменьше был в летнем пальто с разодранным рукавом. Лица обоих скрывали маски, а в руках были ножи.

— Где они?

— Вон там, — махнул одной рукой Дмитрий в сторону занавески, а второй воткнул свое оружие в бок громиле и, не теряя не секунды, ударом ноги сбил с ног второго.

— Пхагел тут дэвел[91], - прохрипел Мирча, но унтер еще раз добавил ему и тот затих.

И тут Будищев понял, что сделал ошибку, увлекшись добиванием цыгана. Рослый разбойник хоть и получил смертельное ранение, оказался все же слишком живучим. Несмотря на то, что руки его дрожали, а ноги почти не слушались, он успел сделать несколько шагов и ударить своего убийцу кинжалом, после чего грохнулся на пол и закричал из последних сил:

— Измяна![92]

Снаружи послышал какой-то шум, звуки борьбы, затем совершенно разбойничий свист и русская ругань, перемежаемая ударами. Затем все стихло, и в дом вошел бывший артельщик охотничьей команды Степан Егоров.

— Ты что ранен? — встревоженно спросил он у Дмитрия, заметив прореху на шинели и выступившую кровь.

— Да так, царапина, — отмахнулся тот. — Лучше скажи, как вы управились?

— И у нас все ладно получилось, ни одна гадина не ушла!

— Точно?

— Чай не впервой.

— Я очень извиняюсь, — высунулся из-за двери Моше, — но вы уже закончили спасать нас от мировой закулисы?