Власть Талисмана. Тайны посвященных: от египетских жрецов до виновников трагедии 11 сентября - Роберт Бьювэл

Не любопытно ли, что именно о такой «невидимости» много говорится в манифесте розенкрейцеров? Читатель должен помнить, что там есть упоминание о «магическом языке и письме», изобретенном первыми членами братства, возможно, для тайного общения между собой. Кроме того, члены братства были рассеяны по миру и специально не носили никакой отличительной одежды, а следовали обычаям той страны, в которой находились.[1024]Иными словами, они смешивались с обществом. Возможно, точно так же поступил Иоганн Валентин Андреа, преследовавший свои розенкрейцерские и герметические интересы, приняв облик прямодушного лютеранского пастора.

В манифесте розенкрейцеров говорится о существовании Невидимой Коллегии, ведущей закулисную деятельность через существующие учреждения и организации и остающейся в тени до тех пор, пока не придет время открыться миру. Розенкрейцеры стремились к великой реформации в религиозной и общественной сфере, и, хотя слово «реформация» само по себе, вероятно, было выбрано из-за политической корректности и приемлемости в протестантских кругах, мы вполне уверены, что в него был вложен совершенно иной смысл. Не вызывает сомнения, что под покровом протестантских религиозных организаций и властных структур в начале XVII века существовали люди, чьи убеждения были гораздо ближе к «еретическим» идеям Джордано Бруно о герметической реформации в Европе, — люди, со всей серьезностью относившиеся к призыву Томмазо Кампанеллы о строительстве Города Солнца.

Взоры обращаются к Англии и Новому Свету

В предыдущей главе мы рассказали о том, что 8 ноября 1620 года католическая армия императора Фердинанда II нанесла сокрушительное поражение протестантским войскам Фридриха V, курфюрста Пфальцского. Жителей Богемии насильно обратили в католицизм, и четверть миллиона протестантов бежали за рубеж, оставив все свое имущество на родине.

Неудивительно, что на фоне массовых убийств и потока беженцев, порожденного этим ужасным конфликтом между католиками и протестантами в Центральной Европе, умы некоторых герметических мыслителей обратились к Англии — великой протестантской державе по другую сторону пролива. Англия стояла особняком на фоне общего хаоса, царившего на континенте, как место, где они еще могли надеяться на осуществление всеобщей реформы и торжество просвещения.

Известно, что герметические философы, проявлявшие живой интерес к дуализму земли и небосвода, следили за ходом небесных светил, поэтому мы можем быть уверены, что они обратили внимание на то обстоятельство, что в декабре 1603 года, когда Яков I был провозглашен королем Англии, наблюдалось впечатляющее астрономическое соединение Сатурна и Юпитера, которое рассматривалось астрологами как знамение новой эпохи.[1025]В следующем году предположительно произошло «открытие» гробницы Кристиана Розенкрейца, описанное в тексте Fama. Тогда же, в 1604 году, произошло странное появление двух новых звезд в созвездиях Лебедя и Змееносца, что породило взрывную смесь страхов и огромных надежд.[1026]

Нетрудно понять, какие чувства испытывали герметисты и розенкрейцеры, находившие убежище среди лютеран и кальвинистов в охваченных войной странах Центральной Европы. Поэтому не стоит удивляться, что для некоторых из них начало эпохи Стюартов в Англии рассматривалось как основание «Нового Иерусалима» — страны, избранной богом, которая поведет остальной мир к новой эре просвещения и процветания. Эти ожидания многократно усиливались из-за иллюзорной надежды на появление могущественного союза между «Рейном и Темзой» — т. е. между Англией и Германией, скрепленного браком Фридриха Пфальцского и Елизаветы Английской.

Но было еще одно обстоятельство, медленно вызревавшее в коллективном подсознании тех, кто стремился к великой всемирной реформе. Оно было связано с недавним приобретением Англией огромных девственных территорий в Северной Америке. На другой стороне Атлантики внезапно появился целый новый континент, подобие «Новой Атлантиды», готовый к пришествию европейских колонизаторов, поэтому некоторые реформаторы задумались о том, не будет ли проще и лучше оставить Европу с ее религиозными распрями и построить с чистого листа совершенно новое общество, основанное на поисках счастья, справедливости и просвещения.

На этом фоне великий английский мыслитель Фрэнсис Бэкон вскоре опубликовал ряд книг, воспламенивших воображение европейских интеллектуалов.

Герметический Бэкон

Фрэнсис Бэкон (1561–1626) был сыном лорда-хранителя королевской печати при Елизавете I. В возрасте 12 лет его отправили в колледж Св. Троицы в Кембридже. В 18 лет, оказавшись практически без гроша в кармане после смерти отца, он занялся юриспруденцией и в 28 лет сумел занять место в Палате общин. Сверстники недолюбливали его, а Елизавета I относилась к нему с недоверием, но после смерти королевы в 1603 году он стал пользоваться покровительством Якова I. При поддержке короля Бэкон быстро приобрел славу и состояние; сначала он стал лорд — канцлером, потом бароном Веруламом (1618) и, наконец, виконтом Сент-Олбансом (1621). Однако блестящая политическая карьера Бэкона завершилась позорной отставкой после того, как его обвинили во взяточничестве. Остаток своей жизни он посвятил литературному творчеству.

В 1605 году, через два года после смерти Елизаветы I, Бэкон опубликовал свою первую эпохальную книгу под названием «О значении и успехе знания божественного и человеческого». В этом спокойном и взвешенном труде, который и поныне считается краеугольным камнем науки и образования, рассматривается состояние науки и просвещения в начале XVII века. По мнению Бэкона, если бы мы уделяли больше внимания исследованиям и экспериментам, то гораздо быстрее пришли бы к пониманию природы и к улучшению условий жизни для людей. С этой целью он посвятил книгу своему покровителю Якову I и предложил ему учредить «братство науки и просвещения»,[1027]где ученые и эрудиты всех стран могли бы обмениваться знаниями и идеями на благо человечества:

«Как природа создает братства в родах животных, ремесла создают братства ремесленников, а помазание Божие создает братство среди королей и епископов, так и наука должна создать братство просвещения, обращенное к Богу, которого называют отцомвсейпремудрости».[1028]

Не будем забывать, что этот текст был написан в 1605 году,[1029]за девять лет до публикации розенкрейцерского манифеста, но «братство просвещения», о котором говорит Бэкон, точно совпадает с намерениями розенкрейцеров, хотя они говорили о «невидимом братстве».[1030]