Ловец бабочек. Мотыльки - Карина Демина

Развернулась и направилась к проспекту.

Звонко цокали каблучки.

Она остановилась, покрутила головой, но извозчика не нашла. Правильно, откуда им взяться, если вокруг одни общежития, а в них народец бедный обретается, не готовый расстаться с лишнею копейкой.

Он точно знал, какую она выберет дорогу.

И потому успел первым.

Этот переулок, зажатый меж двумя зданиями, был узок. Справа возвышался главный почтамт, по нынешнему времени запертый. Слева — универмаг.

Он встал среди мусорных баков.

И прислушался.

Ждал.

Дождался.

Она устала бежать, все-таки каблуки и вечер, и день, проведенный на ногах. Она шла спокойным шагом человека, пребывающего в глупой уверенности, что уж ему-то ничего не грозит. И потому, когда из темноты выкатилась монетка, лишь остановилась.

…ей бы отступить.

Или лучше бегом броситься прочь, но она потянулась за этой монеткой, наклонилась, подставляя собственный затылок. Он бил осторожно — не хватало еще проломить череп, тем самым перечеркнув его весьма подробные планы на завтрашний вечер.

Затылок оказался крепким.

И девка лишь охнула, пошатнулась… от второго удара она упала на колени, а третий окончательно оглушил ее. Он же, присев рядом, взял монету из ослабевших пальцев. Все они одинаковы, маленькие жадные твари…

Он споро обмотал запястья и лодыжки кожаным шнурком. Обыскал ее, избавляя от мелкого сора амулетов, которых бедной провинциалке носить с собой не стоило. Подхватил на руки…

…пять шагов во тьму.

До короба, в котором хранили песок. Впрочем, если и хранили, то давно. Вчера он, готовя временное убежище для своей гостьи, пришел с лопатой, но обнаружил, что ящик, которому полагалось бы быть полным, отвратительно пуст.

…крепок.

И находится в месте тихом.

Он запихал тело и, приложив пальцы к шее, убедился, что пульс присутствует. Надел на шею цепочку: не хватало, чтобы его гостья, очнувшись, причинила беспокойство иным, непричастным к нынешней игре людям. Заклятье обездвижит ее на несколько часов.

А вот сознание останется ясным.

Это будет, пожалуй, интересно даже…он представил себе ее ужас. Сначала от осознания — она прекрасно осведомлена о тех милых подробностях, о которых не смеет упоминать пресса. Она представит себя на месте каждой из предыдущих его девочек. И уже это само по себе причинит ей боль.

А потом будет ожидание.

Долгое.

И страх, что он никогда не появится, что он просто спрятал ее в этом коробе, и забыл… похоронил заживо…

Он рассмеялся, чувствуя, насколько улучшается его настроение.

…ее амулеты он отправил в мусорный бак кварталом выше. В пять часов мусор заберут. Хватился ли ее любовник — а он не сомневался, что эти двое состояли в связи, нарушая все писаные и неписаные правила — к этому времени?

А хватившись, будет ли искать?

Или решит, что вчера свидание затянулось?

Он вернулся в парк вовремя. Натянул пальто и прилег на лавку. Закрыл глаза, расслабляясь… не пройдет и десяти минут, как желтый свет фонарика упадет на лицо. Следом раздастся строгое:

— Документы…

…местный городовой отличался редкостной предсказуемостью. Он совершал обход территории по своему собственному плану, не чинясь заглядывать и в темные уголки парка. Он являлся в четверть первого и, само собою, был возмущен, увидав этакое непотребство.

Спать на улице не положено.

И значит спящий либо пьян, либо, что вовсе уж невероятно, дома своего не имеет… впрочем, чеканная бляха Особого отдела мигом убавила прыти.

— Прошу меня простить! — городовой вытянулся, приставил ладонь к фуражке.

— Это вы меня извините, — он виновато улыбнулся. — Задремал…

Он поднялся.

Потер ладонями плечи, всем видом демонстрируя, что замерз.

…об этой встрече вспомнят, несомненно. И конечно, тот другой будет уверен, что встреча эта подстроена, и будет, безусловно, прав. Но доказать что-либо у него не выйдет. Он и не станет, сообразив, насколько нелепо выглядят его обвинения.

— Тяжелый день… — городовой сочувственно покачал головой. — Может, вас подвезти куда? Тут недалеко наши…

— Нет, благодарю. Еще дежурство… вы идите…

…где-то совсем рядом заухала сова.

…Один из сыновей короля Збиглава Пшезнанского был пострижен в монахини…

…о суровых буднях средневековых.

…она сама препроводила их в галерею, которую тут называли памятной. Впрочем, галереей эта узкая и темная комната была лишь в глазах ее обитателей. Их приводили сюда раз в месяц, подробно рассказывая о жизни тех, кто был до них.

Удачах.

И победах.

И поражениях, само собой. Ведь непедагогично скрывать правду.

— Этот спился, а был таким милым мальчиком, — мра Борнхильдер нежно провела по старому снимку пальцами. — И его дружки… всегда втроем, как помню… их привезли вместе, вот и держались. Детишкам тут сложно приходится, особенно поначалу… а вот этот ныне в Совете заседает. Никогда бы не подумала…

Она укоризненно покачала головой, словно сетуя на этакую несправедливость судьбы.

— Иногда сразу видно, что за судьба ждет человека, и бывает, пытаешься ее переломить, а оно никак. А порой… вот, вы их искали… я помню тот год. Нехороший был.

Мра Борнхильдер пожевала губами.

— Третий год тут только… у меня свои были беды…

…она смежила веки.

Третий год.

И пора было бы смириться с утратой силы, а оно не выходило. И каждое утро приходилось заставлять себя просыпаться.

Вставать.

Умываться. Делать дела обыденные, но утомляющие самим своим существованием. Она спускалась к завтраку уже уставшая, не желающая видеть ни воспитательниц, как обычно раздраженных и недовольных, что работой, что друг другом, ни воспитанников, тихих и почти бесплотных.

Она запихивала в себя комковатую кашу, не обращая внимания на пресный ее вкус и песок, что похрустывал на зубах: минули те дни, когда новому директору пытались угодить, готовя для нее отдельно. Ее уже перестали и бояться, и даже обсуждать. И то верно, к чему обсуждать человека, который и на человека-то не похож. После завтрака она поднималась в кабинет и там, спрятавшись за бумагами, притворялась занятой. На самом же деле ей было глубоко наплевать на приют с его неразрешимыми, как казалось многим, проблемами.