Будни рэкетиров - Ярослав Зуев

– Продолжай наблюдение, Володя. Как высунется, сразу докладывай мне. Немедленно.

– Понял. Конец связи.

* * *

суббота, ближе к вечеру

В квартире Атасова Армеец и Бандура застали хозяина. Атасов собирал дорожную сумку, был трезв и одет для поездки. В солидном длинном плаще из «мокрого» шелка, и строгом деловом костюме он выглядел преуспевающим бизнесменом. Хотя смотрелось довольно непривычно. Атасов обыкновенно отдавал предпочтение кожаному танкеру и джинсам.

– Бандура? За Гримо приглядишь.

– Будет сделано, Саня.

Бультерьер, вращавшийся вокруг Атасова, как электрон у атомного ядра, при упоминании своего имени пришел в привычное для себя взвинченное состояния. Он бешено крутил хвостом, поедая Атасова глазами и стремясь, по возможности, занимать позицию между хозяином и дверью. Собачье чутье, как правило безошибочно. Тут Гримо не был исключением.

– Куда ты, типа, собрался? – строго поинтересовался Атасов. – Где ты видел, чтобы я с тобой гулял в эдаком, типа, мажорском прикиде? Сидеть, типа, дома, и ждать.

На морде пса живо отразилось отчаяние. «Ждать» – ненавистное собакам слово. В отличие от глаголов «гулять» и «кушать», радующих длинные волосатые уши.

– Пусть, типа, не врет, – добавил Атасов, обращаясь к Бандуре, – я с ним выходил. Так что потерпит, типа, до завтра.

– Да я выйду, – кивнул Андрей.

– Ты мне его не балуй. Дай ему волю, он потом в три часа ночи меня из постели, как солдата по тревоге, вытягивать научится.

– Са-саня, тебя до вокзала подвезти?

– Буду признателен, Эдик. А то, стараниями Бандуры, от моего «Ромео» один экспонат остался, для тренировки, типа, юных пожарников.

– По-пожарных.

– А какая, типа, разница?

– Давайте я с вами? – попросился Андрей, которому не хотелось оставаться один на один со своими тревогами.

На стоянке у здания вокзала Атасов бросил взгляд на «Линкольн» и, в изумлении, щелкнул пальцами:

– Эдик? Ты катаешься с краденными номерами? Я смотрю, что за ерунда?

– Вот ч-черт. Садовая голова… – пролепетал Армеец. После перестрелки в лесу он забыл перевесить номерные знаки обратно.

– Вот так, типа, и горят явочные квартиры, – заметил Атасов.

Усадив Атасова в вагон, и постояв на перроне, дожидаясь, чтобы поезд тронулся, Армеец и Бандура побрели к машине.

– Слушай, Эдик? Может, заночуем у Атасова? Пивка выпьем?

Эдик, почти не задумываясь, кивнул.

– Хорошая мысль. О-кей.

* * *

Едва отгремели удары в дверь, Иван Митрофанович по-пластунски пополз к окну. Уши работали, как локаторы, уловив гул электродвигателей и характерный лязг, производимый движущимся по шахте лифтом. Когда на первом этаже грохнула дверь, кавторанг выглянул в окно с такой осторожностью, будто его подкарауливали снайперы. Во дворе смеркалось, и отбрасываемая домом тень залила окрестности чернилами, по поверхности которых плавали редкие фонари. И все же кавторанг различил, как двое незваных гостей выпорхнули из парадного и забрались в большущую белую иномарку. Когда распахнулись двери салона, Иван Митрофанович разглядел двух одетых в гражданское молодчиков.

«Это точно не милиция. – Шел 1994-й, и сотрудники вышеупомянутой организации еще не пристрастились к иномаркам, довольствуясь отечественной техникой. – Это те самые бандиты, про которых Васька рассказывал», – догадался Растопиро, наблюдая, как вспыхнули фары, и иномарка, не торопясь, выкатила на проспект.

«Они бы тебя убили, Иван, – холодея, подумал кавторанг. Собственные угрозы в адрес распоясавшихся головорезов незаметно отошли на задний план и где-то там потонули, с концами. – Убили бы. Сто процентов».

«У нынешних, говорят, один разговор. Утюг на живот. Рот липкой лентой замотают, и ждут, пока из жопы дам не пойдет».

Иван Митрофанович осмотрел пустынную улицу. С неба заморосил мерзкий дождь. Во дворе не было ни души.

«Где же Вася, будь он неладен? – в сто первый раз спросил Растопиро, и тут до него дошло: Случись Васильку побежать в милицию, с заявлением, и вокруг уже давно рябило бы от «Бобиков» с новогодними гирляндами, вперемежку с мундирами мышиного цвета»

Поскольку ничего подобного не наблюдалось, резонно было предположить, что Вася побежал куда угодно, но, только не в милицию. Визит бандитов тоже не походил на целенаправленную акцию, напоминая скорее, поиски наугад.

«Где же такое место найти, чтобы ни милиция, ни бандиты не достал?» — спросил себя кавторанг. Искушение унести ноги, по добру, по здорову, снова охватило его. Иван Митрофанович, только чудом, не поддался. «Так не годится, – решил он.– Рано или поздно все всплывет, Ваську возьмут за жабры, и расколют, в два счета. Тут он меня и сдаст. И тюрьма. На долгие годы».

Состояние выбора самое вредное для здоровья. Когда жребий брошен, становится легче, потому что предстоит действовать, а на раздумья времени не остается.

Иван Митрофанович снова колебался. Одна его часть горячо настаивала на бегстве, другая призывала обуздать панику и спрятать концы в воду.«Замети следы, Иван. Иначе, рано или поздно…» — Третьей его части, иногда именуемой совестью, очевидно не существовало в природе. Или кавторанг лишил ее права голоса, выключив микрофон.

– Каким образом замести следы?! – это был хороший вопрос, сражавший его, без наркоза, наповал.

«Похорони ее, только и всего».

– Легко, б-дь, сказать, похорони. Где?

«А хотя бы и в гараже».

В гараж они с Бонасюком ходили несколько раз в прошлый приезд Ивана Митрофановича. Вась-Вась хвастался новенькими «Жигулями», в то время как кавторанг завидовал. В канун нового года они притащили из гаража домашнюю консервацию.

«Там пол в подвале земляной, – вспомнил Иван Митрофанович. – Это совершенно точно». Его швырнуло в пот.

«Сдайся Ваня, – в последний раз заговорила совесть. – Много не дадут. Ты ж моряк, ядрена мать». Ивану Митрофановичу представились нары, и рожи уголовников с золотыми фиксами. Урки смотрели выжидающе. Растопиро покачал головой.

– Я в тюрьму не пойду. Лучше вены вскрыть. И потом! Кристине-то от этого что?! Из могилы ее эта тюрьма проклятая подымет?! Из могилы не подымет никто.

Пока мозги лихорадочно размышляли, руки, как бы сами по себе, обшаривали вешалку на предмет ключей от гаража. Как только связка обнаружилась, мирно висящей на одном из латунных крючков, кавторанг отбросил колебания. Сжимая в ладони брелок, аккуратный белый пластиковый ромб с надписью «hotel Grand Istanbul», оставшийся, как память о вояжах Кристины в Турцию, Иван Митрофанович вернулся к бару. Ему до смерти хотелось выпить. Так, что в горле пересохло. Ситуацию следовало выправить. Водки в бутылке оставалось пальца на два. Вообще-то маловато, как для отставного моряка, но, все же лучше, чем ничего. Пока Растопиро глотал, дождь зарядил во всю.