Грехи людские - Маргарет Пембертон

Когда Риф наконец после обеда вернулся, она выбежала из дома навстречу и упала в его объятия.

– Дорогой, я думала, ты никогда не вернешься! Кажется, не видела тебя целую вечность!

Он крепко обнимал и целовал ее, она сжимала его в объятиях. Затем, взявшись за руки, они направились в дом.

– В твое отсутствие у пас побывал очень интересный гость. Ты наверняка будешь жалеть о том, что не увиделся с ним.

– Вряд ли, – ответил Риф.

Посмотрев на нее сверху вниз, он улыбнулся, и его улыбка была копией улыбки Романа. От неожиданности Элизабет даже споткнулась и покрепче ухватилась за Рифа.

– Приезжал Роман!

– В таком случае ты права. – Он посмотрел на нее, чувствуя ее озабоченность и не понимая причины. – Очень жаль, что мы с ним не увиделись. А какого черта он делал в Гонконге?

Они сели на белый диван в длинной просторной комнате, которую использовали в качестве гостиной, и Элизабет прижалась к Рифу.

– Ему пришлось срочно уехать, сначала в Австралию, а оттуда в Лондон. Собирается поступить в авиацию.

– Я так и думал, – сказал Риф, и его голос неожиданно сделался грустным.

Какое-то время они сидели молча. Он обнимал Элизабет за плечи, ее голова покоилась на его груди. Потом Риф спросил:

– И что же произошло, пока он был здесь? Что до сих пор тебя волнует?

Она резко вскинула голову с искренним недоумением в глазах.

– Почему ты вдруг решил, что что-то произошло?

Щелкнув языком, он крепко обнял Элизабет.

– Я все о тебе знаю, любовь моя. Знаю, когда ты счастлива, а когда нет. И если тебя что-то раздражает, я это чувствую. Что же произошло? Может, он попросил тебя ему сыграть и ты оробела? Или того хуже: он не попросил тебя сыграть?

– Ничего подобного, – запинаясь ответила она. – Я играла ему, и он тоже играл для меня. Оказывается, он потрясающий пианист.

Она помедлила, не зная, можно ли сказать Рифу о влечении, возникшем между ними в процессе музицирования, которое осознала не только она, но и Роман. Какими словами Элизабет могла бы описать Рифу свое тогдашнее состояние? И дело не в том, что она стала меньше любить его или что она когда-нибудь смогла бы ему изменить.

Его темные глаза неотрывно следили за выражением ее лица. И внезапно она почувствовала, что он сможет понять ее. Между ней и Рифом не было никаких секретов и никогда не будет и впредь. Она переплела свои пальцы с пальцами Рифа, положила его руку себе на колени и, немного стесняясь, произнесла:

– Мы играли друг для друга много часов подряд, пока не стемнело. Потом он отвез меня на ужин в «Пенинсулу»... – Она замолчала, подыскивая слова, а Риф терпеливо ждал, понимая, как непросто ей объяснить то, что она собиралась ему рассказать. – Это было так необычно... Музыка как бы объединила нас в единое целое, Риф, и было такое чувство... такое чувство...

– Будто вы любовники? – мягко подсказал он. Она отшатнулась, как если бы ее ударили по лицу.

– Ты знаешь?! Но как ты догадался? Он подавил готовый вырваться смех.

– Я очень хорошо тебя знаю, любимая. И хорошо знаю Романа. Вы с ним очень похожи, что называется, родственные души. Знаю я также, какое сильное влечение возникает, когда людей объединяет музыка.

– О! – Словно гора свалилась с ее плеч. – Я ведь и сама не могла понять, что со мной происходит...

– Порой ты, такая красивая и такая талантливая, бываешь очень наивной, любовь моя. Музыка всегда усиливает атмосферу сексуальности. Я знаю наверняка, что для Романа это именно так. Уверен, что и ты в этом смысле не исключение. И неудивительно, что, когда вы вдвоем играли друг для друга, между вами установилась близость. – Его брови чуть сошлись. – Но ведь ничего, кроме этого, не было? А может, неожиданно для себя ты поняла, что Роман и есть та самая Великая любовь, которая однажды приходит к человеку?

– Конечно, нет, глупыш ты этакий! – Она нежно прикоснулась к его лицу. – Ты моя самая великая и настоящая любовь! Я безумно тебя люблю! Люблю в тебе все: твои волосы, отливающие на солнце синевой, золотистые искорки у тебя в глазах, – ее голос неожиданно стал ниже, – люблю, когда ты прикасаешься ко мне...

Она еще не договорила, а Риф уже принялся целовать ее, его губы от ее виска двинулись к скуле, к уголку ее рта.

– Я люблю тебя всей душой, люблю до безумия... – шептала она, подчиняясь рукам Рифа, ласкавшим ее. – И всегда буду любить. До смерти...

После наступила тишина. Им уже было не до слов.

Приходившие из Европы новости были по-прежнему невеселыми. Франция пала. Германские войска маршировали по Парижу. В кинотеатрах Виктории и Цзюлуна постоянно давали кинохронику, и она отлично позволяла всем европейцам представить, что происходит на другом краю света. В конце лета развернулась битва за Британию: небо над Ла-Маншем почернело от множества «спитфайеров» и «мессершмиттов». Блицкриг продолжался. Из ночи в ночь немцы бомбили Лондон, и на мерцающем экране кинотеатра можно было увидеть ужасные разрушения британской столицы и стойкость ее жителей.

В Гонконге читали лекции о том, как вести себя при авианалетах; повсюду были расклеены объявления о приеме на курсы по оказанию первой медицинской помощи. На укреплениях продолжались работы. Сооружались новые огневые позиции, создавались хорошо замаскированные склады военной амуниции. Правительственные здания в Цзюлуне и Виктории обкладывались мешками с песком. Пляжи были закрыты, берег обнесен колючей проволокой и вышками с пулеметами.

В ноябре Риф получил письмо от Романа. Тому удалось поступить в британскую авиацию, и он вместе с польскими и американскими добровольцами воевал против немцев. Письмо явно побывало в руках у цензора, который много вымарал. Редкие последующие письма Романа были очень скупыми. Но каждое письмо говорило о том, что он жив и невредим.

Рождество Риф и Элизабет провели дома. В большой гостиной они поставили елку, украсив ее фольгой, игрушками, разными мелочами для подарков. Мелисса снова переехала в тот дом в районе Пика, где прежде жила с Рифом. Она уже два месяца обходилась без наркотиков, стала спокойнее и много думала.

– А не пригласить ли Мелиссу как-нибудь к нам, чтобы у нее тоже был праздник, – сказал как-то Риф Элизабет. Они украшали стены холла лентами серпантина.

– Пригласи, в чем же дело, – ответила Элизабет. Она еще ни разу не виделась с Мелиссой, хотя они несколько раз разговаривали по телефону и испытывали друг к другу заочную симпатию.

– Она целые дни проводит с Дерри. Явно, что его роман с Жюльенной выдохся. Жюльенна все реже видится с ним. Она предупредила, что на праздники не сможет с ним встретиться.

Элизабет повесила последнюю ленту и отошла на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

– Ронни это понравится. Не думаю, что у него сейчас есть подружка.