Марш Теней - Тэд Уильямс

— А давно это было?

— В тот год, когда отвалилась часть крыши Волчьего Клыка. Помнишь, погиб повар, и нам до весны запрещали заходить в кухню.

— Десять лет тому назад. В тот год… ты покалечил руку.

Баррик медленно кивнул. Бриони чувствовала, что он что-то прикидывает и решает в уме. Она старалась не шевелиться, но сердце бешено колотилось. Ее охватил страх.

— Дверь внизу оказалась запертой, но с той стороны был вставлен ключ, — продолжил рассказ брат. — Отец не до конца повернул его, и когда я потряс щеколду, дверь открылась. Я отправился наверх, в библиотеку. В башне не было стражников — ни одного. Я не задумался, что это странно — ночь казалась мне сном, — а следовало бы удивиться, почему он их отослал. Может быть, он сбежал от них, хотел побыть один. Но я не стал размышлять, почему он так поступал. Когда я приблизился к двери, я услышал отца.

— Он плакал?

Баррик помедлил с ответом.

— Да, плакал. Там слышался какой-то шум, но из-за двери я не мог разобрать. Больше всего это походило на смех. Или на разговор. Сначала я подумал, что отец с кем-то спорит, но потом решил, что он заснул и ему снится кошмар — вроде того, что разбудил меня. Тогда я постучал. Сначала наступила тишина, но через минуту шум возобновился. Тогда я забарабанил по двери кулаками и закричал: «Папа, проснись!» Он открыл дверь…

Бриони ждала, что Баррик скажет дальше, но плечи принца затряслись, и он разрыдался.

— Баррик, в чем дело? Что случилось? — Она легла на кровать рядом с братом, обняла его. Мышцы принца были напряженными и твердыми, как железо, словно у него снова началась лихорадка. — Ты не заболел?

— Нет! Не говори! Я хочу… — Баррик всхлипнул и вернулся к своей истории. — Он открыл дверь. Отец открыл мне дверь. Он… не узнал меня. По крайней мере, мне так показалось. Его глаза!… Бриони, его глаза были как у дикого зверя! На нем не было рубашки, а весь живот был расцарапан. Его тело кровоточило. Он посмотрел на меня, затем схватил и швырнул внутрь комнаты. Он нес какую-то чепуху, а я ни слова не понимал. Он тряс меня, рычал. Как животное! Мне показалось, что он хотел меня убить. Я до сих пор так думаю.

— Всемилостивая Зория! — воскликнула принцесса. Бриони не могла поверить услышанному. Весь мир вдруг будто перевернулся. Она чувствовала себя так, словно любимый конь Снежок сбросил ее с седла. У нее перехватило дыхание.

— А вдруг тебе это… приснилось? — предположила она. Лицо принца исказили ярость и боль.

— Приснилось? В ту ночь он покалечил мне руку. Или мне тоже приснилось?

— Что ты хочешь сказать? О боги, это случилось именно тогда?!

— Я вырвался. Отец погнался за мной. Я бежал к двери, но мне приходилось лавировать среди стопок книг, я везде на них натыкался. Все книги библиотеки были сложены на полу в высокие пирамиды, на каждой стопке стояло по подсвечнику. Я сбил штук шесть или восемь, пока добежал до выхода. До сих пор удивляюсь, почему проклятая башня не сгорела в ту ночь. Жаль. Я так этого хотел! — Баррик дышал с трудом, как будто запыхался. — Наконец я оказался у дверей. Он гнался за мной, рычал, ругался, нес чепуху. Догнал и схватил меня у лестницы, попытался затащить обратно в библиотеку. Я… я укусил его за руку, и он отпустил меня. Я свалился с лестницы. Я пришел в себя на следующий день. Со мной был Чавен — лечил мою сломанную руку. Он надеялся правильно сложить кости; по крайней мере, пытался это сделать. От боли я не мог думать — в голове шумело от ударов о ступени. Чавен сказал, что отец нашел меня утром у подножия лестницы в башне Лета — это, по всей видимости, соответствовало истине. Что он донес меня до дома Чавена, что он плакал, умоляя вылечить меня. Наверное, и это правда. Но Чавен говорил, что отец принес меня рано утром — значит, я пролежал под лестницей весь остаток ночи. Официальная версия была такой: ночью я отправился в башню Лета, поскользнулся в темноте и упал.

У Бриони все перепуталось в голове. Как и Баррик в ту ночь, она оказалась в кошмаре наяву.

— Но… отец? — вопрошала она. — Почему он это сделал? Он что, был пьян?

Трудно себе представить, чтобы их благоразумный отец мог напиться до полного беспамятства. Но ничего другого не приходило в голову.

Баррик еще дрожал, но уже не так сильно. Он попытался выскользнуть из объятий сестры, однако Бриони не отпустила его.

— Нет, он не был пьян, — возразил принц. — Я не все рассказал тебе. Боюсь, ты мне не поверишь.

Бриони не хотела слушать дальше, но побоялась, что Баррик уйдет от нее — улетит, как тот сокол, которого ей удалось приручить. Однажды сокола напугал громкий стук, птица взмыла в воздух и больше не вернулась. Бриони еще крепче сжала Баррика в объятиях. Ей пришлось побороться с братом, укутывая одеялом его ноги, пока он не прекратил сопротивляться.

— Мне всегда снились кошмары, — заговорил он уже более спокойно. — Мне снилось, что за мной следят какие-то люди из дыма и крови. Они гонялись за мной по всему замку, поджидая удобного момента, чтобы похитить или сделать одним из них. Я всегда считал, что они мне снятся. Теперь я в этом не уверен. После той ночи я стал видеть сон… гораздо хуже прежних. Сон снился мне постоянно: лицо отца, но совершенно чужое, незнакомые черты. Он преследует меня. И знаешь, он похож… на зверя.

— О, бедный Баррик…

— Возможно, теперь ты будешь более осторожной в своих симпатиях. — Голос принца приглушала подушка, в которой он почти утонул. — Помнишь, я пролежал в постели несколько недель? Ко мне приходил Кендрик, приносил подарки. И ты каждый день играла со мной — по крайней мере, пыталась играть.

— Ты был таким бледным и тихим. Я боялась за тебя.

— И мне было страшно. Отец тоже приходил, но никогда не задерживался дольше пары минут… Знаешь, я бы поверил, что всего лишь видел кошмарный сон, что я гулял во сне и свалился с лестницы. Да вот только отец очень нервничал рядом со мной и старался не смотреть мне в глаза. Однажды, когда я уже поднялся с постели и бродил по замку, отец позвал меня в свою комнату. «Ты ведь все помнишь?» — сразу же спросил он. Я кивнул, испуганный не меньше, чем в ту злосчастную ночь. Я-то думал, что совершил что-то недозволенное, хотя и не знал что. Я начал подозревать, что он убьет меня или бросит в темницу на съедение крысам. Он обнял меня, прижал к груди и поцеловал в голову. И он плакал — от его слез у меня намокли волосы. Он сжимал мою больную руку, причиняя мне боль. Как только я перестал бояться, я возненавидел отца. Если бы у меня была возможность убить его в тот момент, я бы так и сделал.

— Баррик!

— Ты хотела узнать правду, Бриони. Вот она. — Ему удалось высвободиться из ее объятий. — Отец просил простить его, повторял, что совершил ужасный поступок. Я не мог не согласиться, что это именно так: он преследовал меня и заставил свалиться с лестницы, в результате чего я изуродовал руку и теперь никогда не смогу играть в мяч, скакать на лошади и натягивать лук, как другие мальчишки. Но когда он заговорил, я понял, что это не самое страшное. Страшнее всего то, что он зачал меня.