Сеятель бурь - Владимир Свержин

– А если мы промедлим, то могут подтянуться и другие! – Хрусталь люстр жалобно зазвенел, пугаясь раскатов Наполеоновского гнева. – Чего вы ждете, господа? Свадебный обед будет накрыт на кронверке! Вперед!

Ружейная пуля, тяжелая, как удар нокаутера, ударила в грудь маршала Понятовского, вышибая его из седла, и стать бы ей роковой, когда б не оказался на ее пути гордый крест «Вертути милитари».

– Здесь становится горячо, – держась рукой за ушибленное место, выдавил, морщась от боли, воинственный сын Екатерины Великой, пытаясь встать на ноги. – Редкий случай: былые заслуги спасают жизнь спустя много лет!

Спешившиеся ординарцы и адъютанты торопились помочь любимому командиру, наперебой предлагая ему перевязать кровоточащую рану.

– Ерунда, ребро сломано. После боя перевяжем! Все после боя!

Встревоженный Наполеон удивленно глядел на боевого товарища, словно лишь теперь осознав его смертность.

– Поберегите себя, друг мой, – наконец тихо обратился он к маршалу.

– Пустое, не задерживайтесь! – отмахнулся Понятовский. – Если нам суждено выйти из этого боя, то бинт и примочки мы купим в ближайшей аптеке. А честь – честь не купишь! Ржевусский, подведите-ка мне коня!

Его последняя фраза была заглушена барабанной дробью и мерным шагом гвардейской роты семеновцев – по сути, всего невеликого войска великого князя Александра.

– Безумцы, что они делают? – глядя на ощетинившиеся штыками марширующие шеренги, сквозь зубы процедил Наполеон.

Однако подготовленный несколькими ружейными залпами натиск был неудержим, стрелки, пытавшиеся ворваться в широкий двор Арсенала через проломы в стенах, в каком-то суеверном ужасе попятились и схлынули в разные стороны, отдавая семеновцам набережную. Но, по сути, такая победа была сродни поражению. Теперь фронт гвардейской роты был развернут прямо под стволы орудий, защищавших мост и ворота Петропавловской крепости. Те незамедлительно рявкнули, выплевывая навстречу пехоте заряд картечи.

– Самоубийцы, – чуть слышно пробормотал Наполеон. – Кто только их ведет?

– Кто бы ни вел их, их ведет доблесть, – метнув на полководца гордый взгляд, промолвил Борис Антонович Четвертинский. – Глядите, они закрывают собой великого князя! – Он указал подзорной трубой вверх по набережной, туда, где у каменной лестницы стояла маленькая, почти игрушечная бригантина, обычно служившая посыльным судном императорской фамилии. – Вон он, уже почти у трапа «Вестника». – Голос князя внезапно оборвался и тут же зазвучал вновь с какой-то яростной силой: – Дьявольщина! И моя сестра с ним!

Спартанский принцепс, бледнея на глазах, выхватил подзорную трубу из рук Бориса Антоновича.

– Только этого не хватало! – не отрывая глаз от окуляра, выдохнул наконец он, и в ту же минуту два ядра легли ярдах в трех от борта «Вестника», обдавая кораблик фонтанами брызг и едва не сплющивая его о каменную стену набережной.

– Глупая, никчемная смерть, – произнес кто-то из стоявших позади офицеров. – В крепости заметили маневр инсургентов, теперь «Вестнику» не уйти из Невы. Если даже бригантине удастся счастливо увернуться от крепостных пушек, в устье ее перехватит «Аврора».

Я глядел на маленькое суденышко, готовое погибнуть ради спасения родовитого красавчика, все достоинства которого заключались в смазливой внешности и громком титуле. Еще одно ядро перелетом ударило по мостовой у самого парапета набережной, и град каменных осколков со свистом обрушился на кораблик, проделывая дыры в парусах, разрывая снасти и окрашивая палубу кровью первых жертв. Мне и без всякой подзорной трубы было видно, как вздрогнувшая при звуке выстрела Мария Антоновна Нарышкина каким-то неуловимо-кошачьим движением в единый миг вклинилась между берегом и замершим в монументальной позе цесаревичем, закрывая его собой от гранитных осколков. Наполеон видел это не хуже нас.

– Не стрелять!!! – единым мигом теряя самообладание, заорал он и, пришпорив коня, помчал к мосту, ведущему к крепостным воротам. – Не стрелять!!!

Очередной ружейный залп потряс округу, и военной фортуне, дотоле свято оберегавшей своего неистового любимца, пришлось изрядно потрудиться, чтобы пули, летевшие в мчавшего перед вражеским строем корсиканца, не достигли цели. Шляпа Наполеона, пробитая сразу в нескольких местах, улетела в Неву, его конь, жалобно заржав, рухнул наземь, но сам он, перекатившись через голову мертвого скакуна, с неожиданной резвостью вскочил на ноги и, хромая, побежал к крепости:

– Не стрелять!!!

– На караул! – послышалась команда в семеновских шеренгах, и ружья гвардейцев, точно на утреннем вахт-параде, со слитным звоном подняли штыки к небу и замерли у плеча.

– Не стрелять!!! – продолжал вопить Наполеон, хотя и без того заметившие командующего канониры замерли у орудий, подняв вверх пальники[52].

Бригантина, распустив паруса, неспешно двинулась к стрелке Васильевского острова, словно великий князь с несравненной возлюбленной решили немного развлечься морской прогулкой. А Бонапарт все продолжал стоять на мосту, глядя им вслед. Со всех сторон вокруг него толпились примчавшие вслед за принцепсом офицеры. Не зная, что и сказать, они тоже провожали «Вестник». Напряжение боя вдруг спало, точно из туго надутого шара разом выпустили наполнявший его воздух.

– Рота! – послышалось от ворот Арсенала. – Повзводно в колонну по четыре – стройся! В казармы шагом марш!

На поле боя, если только набережную можно было считать таковым, происходило что-то несуразное, в истории войн невиданное. Противники, дотоле яростно атаковавшие друг друга, вдруг утратили интерес к беспощадному кровопролитию, и теперь одна сторона маршевым шагом покидала место схватки, прихватив с собой раненых и уложив аккуратно во дворе Арсенала убитых, а вторая и не думала ей в этом препятствовать.

– Ваше высочество, – обратился к Наполеону тот самый адъютант генерала Пржздецкого, которого недавно отсылали выяснить, что за артиллерийская пальба под окнами Зимнего дворца. – Не извольте беспокоиться, «Аврора» не выпустит бригантину в море.

– Что? – напрягаясь, переспросил Бонапарт.

– Фрегат, который пришвартован у Английской набережной, – торопливо напомнил, отчего-то пятясь, адъютант.

– Этого нельзя допустить! – нимало не смущаясь чьим бы то ни было мнением, заорал разъяренный корсиканец. – Бумагу мне! Немедля! Какую-нибудь бумагу!

– Ну шо, Капитан, постоим за Русь святую?

– В каком смысле? – недоумевающе спросил я.

– В смысле – за Русь святую можно либо постоять, либо посидеть. И первое, на мой взгляд, куда лучше. – Мой друг шагнул вперед из свитской толпы, протягивая сложенный вчетверо газетный лист. – Такая устроит?

– Что это? – Бонапарт рывком выхватил из рук Лиса печатное издание.