Гибель Высоцкого. Правда и домыслы - Борис Кудрявов

Могилу майора Петрова убрал директор Ваганьковского кладбища

— Перед публикацией моей статьи, — подытоживает наш разговор Куняев, — главный редактор «Нашего современника» Сергей Викулов попросил редактора отдела критики журнала Юрия Медведева (помните его одиозное интервью?) провести расследование по могиле Петрова. И в июне 1984 года Медведев беседовал с тогдашним директором Ваганьковского комплекса ритуальных услуг Абакумовым. Тот признал, что могила майора Петрова действительно была затоптана. Причем затаптывалась она трижды. И администрация кладбища каждый раз вынуждена была принимать меры по ее восстановлению. В конце концов было принято решение сравнять ее с землей. Вот слова Абакумова: «Бесчинства посетителей могилы Высоцкого выливались в распитие спиртных напитков и распевание песен в пьяном виде вокруг нее. Это происходило даже ночью, после закрытия кладбища. Милиция устала бороться с вывешиванием антиобщественных призывов, продажей по спекулятивным ценам фотографий Высоцкого (по два рубля за штуку)».

На вопрос, можно ли восстановить могилу майора Петрова, Абакумов ответил, что это невозможно. Потому что его близких родственников давно нет в живых. И табличка с могилы давно утеряна.

Особый взгляд на жизнь и творчество Высоцкого

— Станислав Юрьевич, некоторые оголтелые «высоцковеды» до сих пор припоминают вам ту давнюю историю. Чем же вы их так разгневали?

— Тем, что всегда открыто говорил свою правду о Высоцком. Да, время фанатического культа по отношению к нему давно прошло. Толпы поклонников теперь Ваганьковское кладбище не штурмуют. При жизни Владимир Семенович страстно желал вступить в Союз писателей, чтобы его официально признали литератором. За помощью он не раз обращался почти ко всем нашим поэтическим знаменитостям: Роберту Рождественскому, Булату Окуджаве, Андрею Вознесенскому, Евгению Евтушенко, Белле Ахмадулиной, Андрею Дементьеву. Список можно продолжить. Зачем же склонять в негативе только мое имя? Тем более что я во многом являюсь оппонентом к их взглядам, поэтике. Но в том, что они большие профессионалы, сомнений никаких нет.

Но вот почему-то при жизни Высоцкого они его не поддержали. Или не поняли? А между собой снисходительно перешептывались: «Оставайся, мол, парень, на своем месте, пой свои песни. А к нам не лезь». Почему, спрашивается? (Первая и единственная прижизненная публикация стихов Высоцкого в профессиональном поэтическом издании — стихотворение «Ожидание длилось, а проводы были недолги» — вышла с купюрами в альманахе «День поэзии. 1975». — Б.К.)

— А может, они боялись?

— Чего? Конкуренции со стороны собрата или гнева властей? Допускаю даже то, что по отношению к Высоцкому я предвзят, «свожу с ним счеты», будто мною движет «зависть», как утверждают мои радикальные оппоненты. Но почему при его жизни никто из коллег по поэтическому цеху не поддержал Владимира даже во время кулуарных встреч? Причина? Что скрывать — уровень его профессионального мастерства не дотягивал до их высот, а значит, до высот настоящей, чистой поэзии.

— Спорный вопрос.

— Спорный — не спорный. А некоторые доказательства приведу:

По-моему, это такая безвкусица, от которой просто коробит.

— Ну почему же сразу безвкусица?! Многим очень нравится.

— Во-первых, это истерически-экзальтированная картинка из жизни поэтов. У них все гораздо сложнее и тоньше: и сомнения, и печали, и одиночество, и вдохновение. А тут упрощение, доходящее, прошу прощения, до зрительного идиотизма. Допускаю даже то, что «пятками» тоже можно ходить.

А как вам вот такое:

СЛАЗИЛ, а потом вылез, что ли? Высоцкий пишет о трагедии Есенина, но после такой строчки хочется просто рассмеяться. Слазить можно туда, откуда потом можно вылезти. А из петли, затянутой на шее, уже не вылезают!

— Зачем же так препарировать стихи поэта? Допускаю, что Высоцкому не столько важны были такие стилистические тонкости, как «слазил в петлю». Мне кажется, он сознательно иногда «ошибался», не слишком-то обращая внимание на логические построения в своих стихах. Но образ-то сильный! Понятно же, о ком и о чем идет речь.

— Но это же элементарные несуразности, которых, кстати, у него очень много. Возьмите знаменитую «Баньку». Скажите, от имени кого она написана?

— Можно предположить, что от имени зэка, сидевшего в лагерях?

— Каких лагерях?

— Похоже, что сталинских… Там же строки такие:

— А какой зэк — политический или уголовник? Только уголовники выкалывали на груди профиль Сталина рядом со своей возлюбленной.

— А зачем, собственно, это анализировать? Песня-то сильная, вольная!

— Как зачем? Это как раз очень важный момент. Нет уж, давайте, Боря, разберемся:

О какой ВЕРЕ идет речь? У зэков не могло быть в лексиконе такого слова. Выходит, зэк — политический? Но посмотрите повнимательней на его просторечный лексикон:

Вроде крестьянский мужик. Видите, сколько нестыковок. Высоцкий хотел, чтобы этого человека приняли ВСЕ! Образ получается сконструированный, а значит, неорганичный. Гибрид блатного и политического. Театр, одним словом. А в жизни так не бывает.

— Возможно, вы и правы… Зато каков напор, страсть, сила пения!

— А я всегда чувствовал в его манере исполнения пережим, истерическую ноту, неестественность ора. Не пение, а крик! Я же не знал, что он сидел на наркотиках. Такую страстную ноту может давать только наркотическое возбуждение. Эстетически и как явление крупной поэзии, книжное в том числе, я Высоцкого никогда не воспринимал. Чувствовал, что это явление массовой культуры.

Но когда наша интеллигенция, как бы желая примкнуть к народу, начала приравнивать его к Пушкину, Ломоносову и даже Шаляпину, тут уж у нее всякое чувство меры пропало.

Воевал я и воюю не с Высоцким, а с идиотизмом, созданным вокруг его имени. Зачем создавать вокруг его имени дешевый культ?

— Культ кумира — это же любовь к нему. Может, с вашей теоретизированной колокольни все у Высоцкого плохо, а народу нравится!