Когда пришел волшебник - Инна Шаргородская

Остальные заторопились следом, ничуть не обманутые его деловитостью. Ночь – время зла…

Им понадобилось несколько минут, чтобы добраться до ближайшего светившегося дерева. Оно действительно походило на сосну, если не считать того, что вместо хвои на нем росли длинные и узкие, отливавшие голубизной листья. Кругом ствола лежал сухой ковер из них, уже не излучавший света. И значит, здесь можно было присесть без опаски. Мертвой листве все равно…

Но на всякий случай капитан Хиббит все же раскидал ее по сторонам, расчистив под деревом большой круг, где могли не без удобства разместиться все четверо. И после того, как спутники его расположились в этом кругу, он вынул из-за голенища тонкий серебряный стилет, вонзил его в землю и, шепча заклинание, обвел для верности занимаемое ими пространство глубокой чертой.

Потом уселся и сам. Улыбнулся всем, сбросил с плеча мешок и принялся его развязывать.

– С новосельем, ребята! Раз уж спать нельзя, закусим да начнем песни орать и анекдоты травить. А что, вполне приличное времяпрепровождение для интеллигентных людей…

«Нельзя пугаться. Нельзя впадать в панику, – напомнила себе Вероника. – Никаких лишних мыслей! Спокойствие – вот главное оружие…»

Она вздохнула и спросила:

– Эти песни к нам никого не приманят?

– Да хоть и приманят, – беспечно отозвался Кароль, выкладывая из мешка хлеб и «нескончайки». – Я приманю, а вы разгоните. Колыбельную свою еще не забыли?

– Нет, – усмехнулась она. – Но как бы мне вас троих не разогнать!

– Это вы о чем? – спросил Антон, и Вероника поведала наконец ему и Михаилу Анатольевичу о забавной путанице, происшедшей на острове Кортуна, и о бедном шуалье Бредаке, так и оставшемся при своем заблуждении.

– Да, – улыбаясь, сказал вслед за тем Овечкин, – я помню, как вы, капитан, дали знать о своем приходе кавалеру Грикардосу. Потрясающе…

– Женщина! – воскликнул вдруг, перебив его, капитан Хиббит – голосом плачущим и почему-то с кавказским акцентом. – Положи нож, ради Христа!

Он выхватил из рук у Вероники, собравшейся делать бутерброды, свой серебряный стилет и спрятал его за голенище.

– Нашли чем резать!

Сказочница от неожиданности выронила и хлебную буханку.

– А что такое?

– Это же зачарованное серебро! И хлеб зачарованный! Хотите, чтобы он перестал быть нескончаемым?!

– Извините, не подумала…

Кароль, порывшись в мешке, достал обычный складной нож и взялся за приготовление бутербродов сам.

– Сидите уж! Не царское это дело… О том, что стилетом вообще ничего не нарежешь, тоже не подумали?

Ответить Веронике не дал Овечкин, насторожившийся при малейших признаках возможной ссоры.

– Давайте я помогу, капитан! – быстро предложил он. – Надеюсь, потом вы нам и вправду споете… Знаете романс «Гори, гори, моя звезда»? Хотелось бы услышать его в вашем исполнении.

– Услышите, – пообещал Кароль. И добавил шутливо-угрожающим тоном: – До рассвета я вам весь свой репертуар выдам, еще просить будете, чтобы замолчал! Вот только коньячку хлебну…

Михаил Анатольевич вздохнул с облегчением. Это еще не ссора. Капитан пока настроен вполне миролюбиво. Да и сказочница как будто не обиделась…

…Они изо всех сил старались не обращать внимания на сгустившуюся вокруг тьму – спасибо капитану Хиббиту, умевшему болтать без умолку!

После того как перекусили, он действительно спел несколько романсов, приведя всех в полный восторг. Сыпал без устали шуточками, задавал вопросы, не давая разговору заглохнуть ни на секунду. И, когда бы не зоркие взгляды, которые капитан бросал время от времени по сторонам, и то обстоятельство, что к любимой фляжке, вопреки высказанному намерению, он не притронулся ни разу, могло бы показаться, что опасности ночлега в Броселиане его нисколько не беспокоят.

Остальные, как могли, от него не отставали. И даже когда со стороны болот повеяло вдруг зловонной гнилью и ветер стал доносить оттуда подозрительные всхлипы и стоны, все усердно делали вид, будто ничего не замечают. Рассказывали друг другу истории из детства, вспоминали школьных учителей, обменивались и анекдотами…

Вскоре дала о себе знать усталость – отшагали они за день немало. Кости ныли, так и тянуло завернуться в плащ и прилечь. Но о сне никто и не помышлял. Какой уж тут сон, когда над головой то и дело проносятся жуткие черные совы! И пронзительно хохочут при этом…

Капитан Хиббит все же проглотил для подкрепления сил семечко дерева рох, похожее на блестящую фасолинку, и выдал по штучке остальным. Больше нельзя, сказал он, иначе потом суток двое не уснешь!..

Действие этих волшебных семян оказалось почти мгновенным. Минуты не прошло, как усталости словно не бывало. Плечи распрямились, глаза заблестели. Ночная мгла перестала давить, на душе полегчало, и веселость всех четверых утратила последние следы принуждения.

Утро наступит, куда оно денется! Ночь в Броселиане – лишь очередное, и, может быть, не самое страшное приключение… Радуясь чудесному приливу бодрости, они единодушно решили, что теперь уж досидеть до рассвета им не составит ни малейшего труда. Тем более что заскучать он никому не даст, пообещал капитан Хиббит, еще споет и спляшет – особенно ему удается гопак, – и эти «посиделки в аду», как он выразился, запомнятся его спутникам надолго.

Они и не сомневаются, отвечали остальные, гопак – их любимый танец, и не может ли он исполнить свое обещание не мешкая, пока не рассвело? Летние ночи так коротки!.. Успеется, сказал капитан, пусть лучше Вероника Андреевна научит его сначала той замечательной колыбельной песенке, о которой он столь много наслышан!..

Сказочница, однако, петь отказалась наотрез. Зато Антон припомнил кстати какую-то забавную историю из своей режиссерской практики, потом другую… Рассказчиком он был очень даже неплохим, и «посиделки в аду», похоже, стали и вправду превращаться в весьма недурное времяпрепровождение.

Но ночи в Броселиане достаточно длинны, и ад, как оказалось, только начинался…

Кароль в ответ завел рассказ о комических накладках, случающихся в практике разведчиков. И, вдруг прервавшись на полуслове, уставился куда-то вверх и состроил удивленную мину.

Вероника, проследив за его взглядом, тихо взвизгнула и прижалась к сидевшему рядом Антону.

Над их зачарованным кругом проплывала невесть откуда взявшаяся вереница призраков, являвших собою полуистлевшие скелеты, одетые в обрывки саванов. Эти чудовища возникали из тьмы и в ней же и растворялись. Они протягивали к людям фосфорически мерцавшие кости рук и едва слышно стонали, но приблизиться не могли – их как будто увлекал за собою неведомый, неощутимый ветер преисподней…

Длилось сие дьявольское представление, по счастью, недолго. Вереница состояла призраков из пятнадцати. И когда со стоном растаял во мраке последний, самый жуткий скелет, чьи лишенные кожного покрова челюсти могли бы с успехом принадлежать саблезубому тигру, Вероника отлепилась от Антона, встряхнула головой и отважно сказала: