Дочь Империи - Раймонд Фейст

Аракаси резко подался вперед, взмахнув рукой, чтобы прихлопнуть насекомое; при этом край его одежды зацепился за поднос с вином. Внезапное движение заставило Барули вскочить; его рука метнулась к поясу и выхватила спрятанный там кинжал. В мгновение ока пылкий воздыхатель преобразился: теперь это был воин цурани — комок напряженных мышц, ледяной взгляд. Но зато и мечтательное забытье Мары как ветром сдуло. Быть может, этот щеголь и воспитан лучше, и речи у него слаще, и сам он куда красивее, чем то грубое животное, чьей женой ей довелось побывать, но и он готов в любой момент прибегнуть к силе, он тоже стремится властвовать и подавлять. Подобно Бантокапи, он способен убить или причинить боль, повинуясь мгновенному порыву, не дав себе и секунды на размышление.

Знакомые черты, проглянувшие в облике Барули, заставили Мару рассердиться, но не на него. Ее возмутила собственная слабость. Пусть это наваждение длилось менее минуты, но как же она могла забыться настолько, чтобы пожелать для себя какой-то радости от этого… вообще от мужчины! Ну нет, таким чувствам поддаваться нельзя. Она будет бороться и победит. Сделав вид, что ее донимает жара, Мара начала усиленно обмахиваться веером, а затем раскинула полочки лифа, во всей красе явив свои груди взорам гостя. Эффект последовал незамедлительно. Воинственные инстинкты молодого прожигателя жизни мигом отошли на задний план; им овладело напряжение иного рода, и он придвинулся поближе к обольстительнице.

Мара улыбнулась; ее глаза сияли безжалостным блеском. Крохотные бубенчики на запястьях мелодично прозвенели, когда Мара словно ненароком коснулась руки юноши:

— Не знаю, что со мной, Барули, но жара меня просто убивает. Ты не хотел бы искупаться?

Юноша едва не порвал свой пышный наряд, спешно вскочив на ноги, чтобы подать Маре руку. Гостеприимная хозяйка позволила поднять себя с подушек, даже и не позаботившись привести в порядок собственное одеяние. Платье разошлось еще шире, и взгляду восхищенного зрителя на миг приоткрылись не только дразнящие очертания очаровательно-округлых, хотя и небольших, грудей, но и краешек аккуратного плоского живота. Мара улыбнулась, заметив, куда направлено внимание искателя ее руки. Вызывающе медленными движениями она заново перевязала пояс на платье, наблюдая, как на лбу Барули выступают искрящиеся капельки пота.

— Похоже, тебе тоже очень жарко, — посочувствовала она.

Юноша смотрел на Мару с неподдельным обожанием:

— Меня всегда сжигает огонь страсти, стоит мне взглянуть на тебя, госпожа.

На сей раз Мара сочла возможным поощрить дерзость поклонника.

— Подожди немного, — сказала она, призывно улыбнувшись, и вышла, чтобы отыскать Накойю.

Долго искать престарелую наперсницу не пришлось: с рукоделием на коленях она сидела по ту сторону перегородки. Стежки на незаконченной вышивке лежали вкривь и вкось, но зато Мара с удовольствием обнаружила, что от нее не требуется никаких пояснений: первая советница прекрасно знала, что именно происходило в последние минуты между гостем и хозяйкой. Поэтому Мара смогла ограничиться лишь краткими распоряжениями:

— Думаю, наш цыпленок вот-вот закукарекает. Прикажи наполнить ванну. Когда я отошлю слуг, оставь нас наедине на четверть часа. Затем впусти к нам посыльного с неотложным сообщением. И пусть Миса будет наготове… — Мара примолкла, внезапно заколебавшись. — Ты говорила, он ей нравится?

Накойя в ответ с сожалением покачала головой:

— Ах, доченька, за Мису ты не беспокойся. Она любит мужчин.

Мара кивнула и повернулась, намереваясь возвратиться к своему воздыхателю. Однако Накойя коснулась ее запястья, и под морщинистой ладонью затих перезвон бубенчиков.

— Госпожа, будь осторожна. В случае надобности стража дома сумеет тебя защитить, но ты вступаешь в опасную игру. Тебе придется очень точно рассчитать, насколько далеко ты можешь завести Барули. Если ты допустишь, чтобы от страсти он потерял голову, и не сумеешь остановить его вовремя, Вайо будет вынужден его убить за попытку изнасилования. Для Акомы это будет иметь самые печальные последствия.

Приняв во внимание скудость своего опыта общения с мужчинами, Мара предпочла проявить благоразумие:

— Тогда впусти посыльного через десять минут после того, как мы уединимся.

— Ну что ж, иди, — отпустила свою госпожу Накойя, чуть заметно подтолкнув ее к дверям.

Старая няня улыбнулась в полумраке. Хвала богам, ей не пришлось лгать: пристрастие хорошенькой Мисы к красивым мужчинам было притчей во языцех среди челяди. Отведенную ей роль она сыграет с непритворным удовольствием.

Вылив в ванну последние кувшины с холодной водой, слуги с поклонами удалились, задвинув за собой перегородку. Мара выпустила руку Барули. Под мелодичный аккомпанемент бубенчиков она, словно исполняя некий медленный танец, распустила пояс и позволила платью соскользнуть с плеч. След от раны остался скрыт под бисерным оплечьем, а шелк прошуршал по матовой коже цвета слоновой кости, обтекая талию и округлости бедер. Когда платье волной легло вокруг лодыжек, Мара переступила через него босыми ногами, освободившись наконец от всех покровов. Она взошла вверх по ступеням деревянной ванны, не позабыв, что живот надо втянуть, а подбородок — горделиво вздернуть. Уголком глаза Мара видела, как Барули лихорадочно срывает с себя богатое одеяние: разыгранная ею прелюдия, кажется, уже подвела его к той черте, за которой теряются представления о благопристойности. Когда была сброшена набедренная повязка, взглядам Мары явилось красноречивое свидетельство того, сколь сильные чувства она пробуждает в этом красавце. Ей стоило большого труда удержаться от смеха. До чего же глупо могут выглядеть мужчины, когда они так возбуждены…

Барули потянулся. Уверенный в том, что его тело достойно восхищения, он устремился к ванне и с таким удовлетворенным стоном погрузил в воду стройные бедра, словно не желал ничего иного, как освежиться. Но Мара не обманывалась. Барули грезил об этом моменте, в мучительном волнении ожидая счастья, которое принесет ему конец недели. Он призывно раскрыл объятия, однако Мара не поспешила припасть к его груди. Вместо этого, нежно улыбнувшись, она взяла в руки флакончик и кусок ароматного мыла. Звон драгоценных бубенчиков сопровождал каждое движение Мары, когда она выливала благовонное масло на поверхность воды. Вокруг атлетической фигуры Барули расплылось радужное мерцание. От удовольствия он прикрыл глаза, а позванивание бубенчиков раздавалось уже позади него, и маленькие руки принялись намыливать ему спину.

— Твои прикосновения… это такое блаженство, — прошептал Барули.

Но этому блаженству сразу пришел конец. Бубенчики в последний раз рассыпались трелью и смолкли, и вода чуть всколыхнулась. Барули открыл глаза и увидел перед собой Мару, с непринужденным наслаждением намыливающую собственное стройное тело. Он облизнул пересохшие губы; не настолько был проницателен гость из Кеотары, чтобы прочесть в прекрасных глазах холодную расчетливость. Судя по его восторженной улыбке, Мара могла убедиться, что с ролью соблазнительницы она справилась вполне успешно.