В стране кораллового дерева - София Каспари

— И на том спасибо. Вы ведь девушка, которая сама принимает решения, — продолжил он, прицелившись, как меткий стрелок, прямо в яблочко.

— Да, я так и поступаю, — ответила Эстелла.

— Вы мне нравитесь, — сказал Густав. — Я бы охотно увиделся с вами снова.

Эстелла вновь покраснела.

— Вы кажетесь мне не такой скучной, как большинство женщин, которые используют голову не для того, чтобы думать, — провоцируя ее, продолжил Густав и улыбнулся Эстелле.

Девочка тут же приняла вызов и включилась в словесную игру.

— Не очень хорошо с вашей стороны так отзываться о нас, женщинах, — возразила Эстелла, хотя ей нелегко было на это решиться.

Очевидно, она все еще считала их разговор игрой, но уже давно, как красивая бабочка, угодила в паучьи сети.

Иногда Умберто казалось, что ночь в Буэнос-Айресе проходит быстрее и безжалостнее, чем на его северной родине. Там ему все казалось мягче: краски, звуки, женщины, исполняющие его волю. Жизнь текла, повинуясь его желаниям. К сожалению, он поздно это осознал. Почему он не остался с племенными быками? Развлекался бы с девочками, и все бы шло своим чередом. Почему он все время хотел большего? Например, любви и признания отца. Или чтобы работники им восхищались. Умберто знал, что об этом не стоит рассказывать матери.

Правда ли то, о чем болтала прислуга? Действительно ли стали пропадать девушки, которые приезжали из Сальты на Санта-Селию? Он никогда не придавал значения слухам, но сейчас…

Сколько времени прошло с тех пор, как они похоронили отца и покинули эстансию? Вначале Умберто еще удавалось убедить себя в том, что смерть дона Рикардо не на его совести, но теперь это помогало все меньше и меньше.

Иногда ему просто хотелось исповедаться, рассказать кому-нибудь все, чем тяготилась его душа. Но мать не спускала с него глаз. Даже теперь. Очевидно, она ему не доверяла.

У Умберто бежали мурашки по спине, когда он видел прямую спину доньи Офелии. Такую прямую, словно под одеждой к ней были прибиты доски. Сейчас же мать сидела на единственном стуле в гостиной и разбирала бумаги на столе. Он точно знал, почему она занимается этим не в своей комнате. Она наблюдала за Умберто, как за ребенком, которому не доверяли принимать важные решения.

Умберто невольно нахмурился. Неужели она еще больше похудела? Ест ли она вообще что-нибудь? Он не мог вспомнить, когда она ела в последний раз. Он пил кофе два часа назад и, конечно, уже снова испытывал голод. Вчера вечером они ели стейки… Умберто напряг свою память. Его мать держала столовые приборы в руках, но он не мог припомнить, чтобы она что-то клала в рот. Вино она все же пила. Очень много вина. Она стала больше пить, с тех пор как они приехали в Буэнос-Айрес.

— Нам нужно перекусить, — сказал Умберто, все еще лежа на кровати.

Донья Офелия слегка повернула голову, так что стал виден ее классический профиль. Если смотреть на нее в таком ракурсе, кажется, что она бабушка, на коленях которой сидят внуки и слушают красивые сказки.

— Сходи, — спокойно ответила она. — Мне нужно еще кое-что подготовить.

Умберто сглотнул. Если она сейчас безропотно отпускает его, то наверняка думает, что он не опасен. «Почему мы не можем забыть всю эту историю? — подумал Умберто. — Почему не можем просто вернуться на Санта-Селию, мать и я? Мы прекрасно там жили». Он приподнялся. Донья Офелия шелестела бумагами.

— Самое время принять несколько важных решений, — сказала она. — Насколько тебе известно, шлюха со своим кобелем вернулась в Буэнос-Айрес. Я хочу, чтобы они получили по заслугам.

Умберто опять свалился на подушки и уставился на обшитый деревом потолок. «И чего же они заслуживают?» — спрашивал он себя.

— Кроме того, я хочу вернуть детей, — произнесла донья Офелия, заставив Умберто отвлечься от его мыслей. Он начал грызть ноготь на большом пальце.

— Но тебе ведь никогда не нравилась Эстелла, а Пако к тому же даже не мой сын, — ответил он.

— Это не важно. — Донья Офелия встала и взглянула на сына. — Мы разобьем сердце прелюбодейке, если отнимем у нее детей. Все просто. — Она слегка улыбнулась. — И поэтому я заберу их себе. Давай перекусим. Теперь и я проголодалась.

Она протянула сыну руку. Умберто поднялся. Он не мог ей перечить. Нет, это было невозможно.

В тот вечер они вновь встретились с двумя немцами, которых Умберто терпеть не мог. Они должны были помочь найти беглецов. У Умберто сложилось впечатление, будто эти разбойники всадят нож в спину лучшему другу, если только речь пойдет о выгоде. У них не было ни капли гордости и чести. Умберто обрадовался, когда вместе с доньей Офелией вернулся в отель. Он также почувствовал облегчение, когда мать сообщила ему, что устала и идет спать. В этот вечер она снова ничего не ела, или он просто не заметил, хотя и не спускал с нее глаз. Какое-то время Умберто еще постоял у окна в своей комнате со стаканом бренди, глядя на дома, расположенные на противоположной стороне улицы. В переулке было тихо, но и это ему не нравилось. Он не ждал от этого города ничего хорошего. Этот город казался ему хищным зверем, пожалуй, медлительным, но не менее опасным. А что это там за тень? Умберто прищурился, силясь рассмотреть, но ночь хранила свои тайны. Больше всего ему сейчас хотелось уехать. Чем скорее он вернется в Сальту, тем лучше. Там он снова будет наслаждаться жизнью.

Стакан тихо звякнул, когда он поставил его на стол, где еще несколько часов назад донья Офелия разбирала бумаги. Умберто вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. Такого с ним никогда еще не случалось.

«Черт побери. — Он расстегнул ворот рубашки. — Почему я не сижу сейчас в Санта-Селии с Викторией и детьми? В Париже мы были счастливы, почему же я не привез это счастье домой? Почему оно ускользнуло от меня? Ведь я имел на него право!»

Умберто со вздохом снял туфли, брюки и остался в кальсонах и рубашке.

«Санчита». — Неожиданно ему в голову пришло имя девушки, которая ему нравилась. Умберто вспомнил ее улыбку, темные кудрявые волосы. С тихим стоном он бросился на постель и стал кататься на спине. Санчита была одной из самых привлекательных девушек, которых он когда-либо привозил из Сальты. Отец ее был мулатом, мать — индианкой. Каждый их них передал дочери всю красоту своего народа. У них не было дома. Что с ней стало? Вернулась ли она в Сальту? В первый раз да, но он привозил ее и во второй раз, а потом больше ее не видел. Кто говорил ему о том, что она уехала в Бразилию? Донья Офелия? Нет, она никогда не говорила о его женщинах. Для нее они не существовали. Но Умберто просто не мог вспомнить, кто сообщил ему о том, что Санчита пропала. «Ах, да что там, — успокаивал он себя, — наверняка у нее все хорошо».

Умберто закрыл глаза. Рука скользнула под рубашку в кальсоны. Вскоре он задышал чаще и начал кашлять. Кровать скрипела от его движений. Наконец Умберто со стоном выпрямился и обмяк. Он почувствовал освобождение и с мыслью о Санчите теперь сможет спокойно заснуть.