Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин

прежний рейс, чтобы не вызывать трений в коллективе. Катя курсирует теперь в вагоне-ресторане по маршруту Москва — Берлин и кормит сосисками и черной икрой всяких там иноземных туристов и туристок. Она уже вовсю болтает по-немецки, вовремя улыбается, умеет быть строгой и скромной. Говорят, один из туристов даже пытался сделать Кате предложение во время рейса, на что она ответила категорическим отказом, чтобы не разрушать советско-немецкую дружбу.

На сегодняшний день в трудовой книжке Кати записано 8 (восемь) благодарностей.

<1966>

ГОРЬКИЕ СЛЕЗЫ

Наташа увидела маму и быстро спряталась за кустами. Мама стояла на террасе и смотрела в сад и на калитку. Она была в гладком сером свитере, через плечо висело длинное полосатое полотенце: наверное, она ходила на реку.

Мама постояла немного, не увидела Наташу, тяжело вздохнула, так что бахрома полосатого полотенца задвигалась внизу, и ушла в дом.

Наташа негромко всхлипнула и побежала за кустами в дальний угол сада, где росли старые сливы. Она всегда приходила к сливам, когда ей хотелось плакать.

Она рвала тугие, с седым отблеском ягоды, а по щекам ее бежали неудержимые слезы. Слезы капали на сливы, Наташа никак не могла догадаться, почему сливы сегодня такие соленые, и плакала еще сильнее.

— Наташа! — крикнула мама с террасы.

Наташа пугливо пригнулась и сразу перестала плакать. Сквозь ветви она видела маму на краю террасы. Мама по-прежнему была в свитере, но полотенца на ней уже не было.

— Не прячься, я же вижу тебя, — весело крикнула мама и помахала рукой.

— Какие вкусные! — крикнула Наташа о сливах. — Я еще немножко поем.

— Испортишь аппетит.

— Я скоро. Я сейчас, — говорила Наташа, проглатывая слезы. Она бросила надкушенную сливу к изгороди и стала тереть кулаками мокрое лицо.

— Помой прежде руки. Я не пущу тебя за стол. Не трогай лицо руками, кричала мама с террасы.

Наташа обрадовалась, что мама не идет к ней и не зовет к себе, схватила портфель и побежала к колодцу. Там она долго плескалась и терла глаза и щеки, пока мама не закричала, что обед уже готов. Наташа пошла к террасе.

Солнце медленно опускалось к горизонту, просвечивая сквозь березы и осины, которые густо стояли вокруг дома, так густо, что надо было пристально вглядываться, чтобы разглядеть среди стволов соседний дом или дома на той стороне шоссе. А о самом шоссе можно было догадаться только потому, что там то и дело на большой скорости проносились грузовики и самосвалы.

Сад, дорожка, терраса, стены небольшого финского домика — все было облито пятнистым светом солнца, проходившего сквозь листву. Было совсем безветренно, но высокие осины все равно дрожали и негромко шумели над головой, а пятнистые тени от них быстро бегали взад-вперед под ногами Наташи, и от этого быстрого мелькания начинала кружиться голова. Наташа поднялась на террасу. Мама увидела ее и всплеснула руками:

— Боже мой, какая ты мокрая. Как можно быть такой неаккуратной.

— Поцелуй меня, мамочка, — сказала Наташа.

— Ты же совсем мокрая, — сказала мама и убежала в дом.

Она вернулась обратно с полотенцем, не с тем, длинным и полосатым, которое было на ней, а с другим, широким и с птичками. Мама, как мешком, накрыла Наташину голову полотенцем и стала больно тереть, поворачивая и теребя Наташу. Наконец мама сняла полотенце с головы и принялась вытирать ее руки.

— Мамочка, неужели ты не поцелуешь меня, — спросила Наташа, поднимая голову и смотря на озабоченное лицо мамы.

— Боже мой, суп, — крикнула мама, схватила полотенце и убежала в дом.

Наташа села на стул в углу террасы и тяжело опустила голову. Она была очень одинокой.

Мама появилась на террасе с дымящейся кастрюлей в руках, с кухонным полотенцем через плечо.

— Почему ты не за столом? Или ты не знаешь, где твое место? — строго спросила мама.

Наташа покорно пересела к столу и взяла хлеб и ложку. Мама налила в тарелку грибной суп, который Наташа очень любила. Наташа откусила хлеб и почувствовала, что он соленый. Она ела суп и была самой несчастной.

— Что нового в школе? — спросила мама.

— Как всегда, занятия, занятия, — быстро сказала Наташа, не поднимая глаз от тарелки.

— Тебя спрашивали?

— Меня? Разве так часто спрашивают?

Мама внимательно посмотрела, как Наташа ест, но ничего не сказала и ушла с террасы. Наташа сразу перестала есть и прислушивалась, что делает мама.

Мама погремела на кухне кастрюлями, вернулась и поставила перед Наташей дымящуюся тарелку с картошкой и мясом.

— Ой, как много, — сказала Наташа. — Я не могу столько.

— Ешь, пожалуйста, без разговоров, — сказала мама и снова ушла.

— Мама, почему ты не кушаешь, а все ходишь-ходишь? — крикнула Наташа.

— Я обедаю с папой, ты же знаешь, — ответила мама из комнаты.

Наташа слушала, но в доме ничего не было слышно. Вдруг в комнате папы длинно зазвонил телефон. Хлопнула дверь, мама пробежала по коридору в папин кабинет.

— Слушаю вас. Я слушаю… — быстро заговорила мама. — Нет, товарищ, это квартира инженера Логинова, а не пятый участок. Вы ошиблись.

Мама положила трубку, и в доме снова стало тихо, только звонко шумели осины в саду и машины проносились по шоссе. Наташе показалось, что мама стоит за дверью и смотрит на нее в щелку. Наташа торопливо проглотила кусок мяса и картошку, но мясо было тоже соленое, и Наташа отодвинула тарелку.

Мама вышла на террасу совсем другая. Вместо свитера на ней было новое платье с большими красными горошинами. Мама была очень красивая в этом платье. В руке она