Точка после «ять» - Виктория и Сергей Журавлевы

– Нет-нет, он жив, но от этого ему и его близким отнюдь не легче: как мне сообщили, его хватил удар. Это произошло после известия об отставке старшего брата и настойчивых рекомендаций со стороны целого ряда высокопоставленных персон всем представителям семейства Кобриных отбыть в их имение под Вологдой. Говорят, вся правая половина тела парализована. Врачи предсказывают неутешительный исход…

– Он меньше остальных братьев заслуживал какой-либо кары, – я вспомнил наш разговор со средним Кобриным в Санкт-Петербурге, тусклые бокалы с шампанским в особняке княгини Амалии, белые комья снега, летевшие из-под копыт скачущих во весь опор лошадей, копченые свиные ушки под рябиновую наливку в захудалом трактире и его слова: «Я все равно связан и обязан…»

– Он оказался настолько слабым, – возразил Конев, – что не смог ни противиться своим братьям, ни даже просто отойти в сторону. Но бессилию далеко до добродетели.

В кабинете воцарилось молчание.

– Что вы рассчитываете делать дальше? – спросил наконец меня следователь Данилевский. – Как вы намерены поступить теперь, после суда?

Я пожал плечами:

– Я обещал Элизе помочь ей уехать в какой-нибудь маленький городок и обосноваться там. Она говорит, у нее есть необходимые сбережения. Вашего племянника после завершения его учебы я, с вашего позволения, хочу пригласить к себе в помощники – спасать мое дело, а точнее, то немногое, что у меня от него осталось. Я говорил с Андреем, и он согласился.

– Да, я уже знаю. Полагаю, это удачное решение! Увозите его, да и сами отправляйтесь подальше отсюда хотя бы на время.

В дверь постучали.

– Да-да, войдите! – Конев отложил газеты в сторону.

В кабинете показалась взъерошенная голова Спиридона:

– Николай Иванович, к вам посетитель!

– Кто таков?

– Не могу знать-с! – хихикнул слуга. – Имени не называет, только упорно вас требует-с, и все тут. Юноша, почти мальчик. Тщедушный такой!..

– Что же ему от меня понадобилось? – удивился адвокат.

– Говорят, покупку вашу принесли-с.

– Покупку? Ну, проси!

Слуга исчез и через минуту привел за собой в кабинет нашего нежданного посетителя. Это действительно был стройный молодой человек лет пятнадцати от роду на вид, в серой гимназической шинели с двумя рядами гладких серебряных пуговиц, с едва пробивавшимися над верхней губой усиками и копной темных вьющихся волос, всклокоченных фуражкой с синим околышем, которую наш гость теперь смущенно теребил в руках.

– Прошу вас, милостивый государь, – произнес Конев, не поднимаясь с кресла. – Чем могу служить?

– Здравия желаю, господа, – сиплым, простуженным тенором проговорил юноша. – Вы ведь Николай Иванович Конев, адвокат?

– Да, это я.

– Вы, сударь, изволили давеча приобрести на публичных торгах некую вещь, и теперь я принес ее вам, как того требует договор.

Юноша полез за пазуху и вынул небольшой сверток, перевязанный тонкой бечевкой. Он пару мгновений поколебался, но потом шагнул вперед и положил сверток на стол перед адвокатом.

– Недурно, недурно, – Конев потянулся за сигарой, еще светившейся в пепельнице алым огоньком, и хитро подмигнул нам со следователем. – Это одна из вещиц среднего князя Кобрина. Прикупил по случаю! Помнится, я обещал вам пополнить свою коллекцию отпечатков людских пороков и страстей серебряной тростью его старшего брата. Каюсь, слова своего я не сдержал, но еще не вечер, а эта безделица временно подменит собой пока что отсутствующий в моем собрании артефакт. Надеюсь, – он обратился к гостю, – деньги продавцами получены сполна?

Молодой человек лишь неуверенно кивнул.

– Вы, любезный, довольно юны для того, чтобы служить в аукционной конторе купца Калачова, – зажав в зубах сигару, адвокат принялся разворачивать серую оберточную бумагу.

Из свертка на свет появилась шестигранная серебряная чернильница на четырех шарообразных ножках; на ее плоских боках красовались чеканные изображения волков, рвущих загнанного оленя, и кудрявых дубовых листьев, а с наклонных боковых граней трясли бородами и грозили окружающим своими витыми рогами две козлиные головы, полностью отлитые из серебра.

– Я не служу в конторе Калачова, – отозвался юноша.

Конев поднял на гостя взгляд:

– Почему же именно вы принесли мне эту покупку?

– В конторе мне сказали, что у них не достает посыльных, и потому, если я хочу побыстрее увидеть деньги, то должен самолично принести эту чернильницу вам…

Конев отложил сигару и поправил на носу очки:

– Что такое?.. Милейший, соблаговолите назвать себя!

Юноша вздрогнул и залился краской.

– Федор Скворцов, – он отступил назад и вытянулся в струнку.

– Федор Скворцов?.. Вы что же, сын актрисы Авдотьи Скворцовой? Той самой? – адвокат, поднявшись и опершись руками на стол, впился взглядом в гимназиста.

– Так точно, той самой…

– И, значит, вы приходитесь…

Гимназист покраснел еще пуще прежнего:

– Договаривайте, сударь, договаривайте, раз уж вы решили удовлетворить свое любопытство полностью! Да, я прихожусь князю Дмитрию Константиновичу Кобрину незаконным сыном.

– То есть это не князя, это ваша вещь?

– Это его подарок. Мне пришлось назвать в конторе его имя, дабы за нее дали цену повыше. Но это сейчас совершенно неважно. Я доставил вам ваше приобретение в целости и сохранности и потому прошу вас поставить свою подпись в этой вот бумаге, – юноша вынул из кармана сложенный вчетверо лист, похожий на расписку, и протянул его Коневу.

Тот снова сел и взял перо.

– Поди, весело гимназисту без чернильницы-то? – усмехнулся адвокат, возвращая подписанную бумагу молодому человеку.

– Не беда, – совершенно серьезно ответил посетитель, – найду себе что-нибудь попроще. Делу учебы это никак не повредит.

Конев на несколько мгновений замолк, глядя, как юноша, спрятав расписку и кивнув нам в знак прощания, развернулся к выходу.

– Постойте, – выговорил наконец адвокат. – Позвольте вас еще спросить!

– Да? – обернулся гимназист.

– М-м-м… Вы… Вы, наверное, хорошо учитесь?

– Да-с. Педагоги изволят хвалить. Делаю, говорят, изрядные успехи.

– Похвально, похвально. Языки, точные науки, искусства?

– Да-с, латынь, немецкий, коммерческое и русское законоведение…

– Похвально… – повторил в мимолетной задумчивости адвокат, – но постойте!

– Да, сударь?

– Послушайте, неужели положение госпожи Скворцовой настолько плачевно, что вы распродаете последнее добро?

Взгляд юноши затуманился, а щеки из пунцовых стали белыми.

– Дела моей матушки, равно как и мои, в полном порядке. Не извольте-с беспокоиться, – старательно подбирая слова, произнес гимназист.

– Очень рад за вас и за вашу матушку, – так же холодно ответил Конев. – В таком случае я вас более не задерживаю.

Юноша снова невозмутимо поклонился нам и, развернувшись, вышел из кабинета, с видимой аккуратностью затворив за собой дверь.

Наступила тишина, прерываемая только стуком дождевых капель, барабанивших в оконное стекло. Словно вторя им, Конев монотонно постукивал пальцами по крышке серебряной чернильницы, украшенной по бокам винторогими козлиными головами. Просидев так минуту-другую, он затем вскочил с места. Бросившись к окну и скрипнув задвижкой, он