Хранительница - Елена Кондаурова

Действительно, как? Молодая глупая девчонка выставила на позор и всеобщее осуждение себя и свою семью, добровольно поставила себя вне закона. Ради чего? Ради того, чтобы самой растить своего ребенка. Таш, чем дольше жил, тем больше ценил принесенную ради него жертву.

Хотя когда он был маленький, он, конечно, этого не понимал.

Когда он был маленький, он не помнил дня, чтобы его не били.

Нет, не взрослые, хотя и они норовили обозвать свигровым отродьем или дать пинка. Били такие же дети, как и он. Били, пинали, дразнили, толкали, лупили, задавали трепку и устраивали взбучку. Так было заведено и так их учили. Взрослые убивали взрослых изгоев, дети – детей. Сначала он обижался, плакал и жаловался маме. Потом перестал. Переступил в себе какую-то черту и перестал быть ребенком. Просто для того, чтобы выжить. У изгоя в этой жизни одна главная задача – выжить, все остальное – потом.

Он обозлился на всех и вся и стал похожим на волчонка. Тощий, лохматый и вечно синий от побоев, он готов был драться всегда и со всеми, и для него было неважно, сколько противников и какого они роста и возраста. Несколько раз его избивали так, что он с трудом доползал до дома, а пару раз и вовсе чуть ли не до смерти. Мама плакала над ним, выхаживала, а потом все начиналось сначала.

Так было лет до тринадцати, а затем все неожиданно поняли, что он вырос, и лезть к нему перестали, потому что это стало делом опасным. А за невежливое слово по отношению к его матери вообще можно было нарваться на такие неприятности, что проще было эту самую мать вовсе не замечать.

Надо сказать, что родственники матери, которых Таш никогда не считал своими родственниками, не бросили свое грешное и опозорившее их чадо на произвол судьбы, как это сделали бы многие на их месте. Они настолько, насколько смогли, чтобы окончательно не уронить себя в глазах соседей, позаботились о ней. Купили дом в небольшой деревне поблизости от своего поместья и постоянно выплачивали небольшое содержание, чтобы ей не приходилось зарабатывать себе на жизнь известным способом. Наверное, Ташу следовало быть им благодарным, но в то время он не был способен на благодарность. Только сейчас он начал испытывать нечто похожее на это чувство, но и то...

В общем, весь последний год они прожили спокойно. Их никто не трогал, в деньгах они не нуждались, и если бы не эта проклятая война...

– Ты знаешь, Рил, она ведь совсем молодая была, – с каменным лицом рассказывал Таш. – Она меня в шестнадцать родила, значит, ей на тот момент около тридцати было. А у нас в деревне солдат расквартировали, мы жили почти на границе. И вот эти здоровые лбы сидят и ждут, когда начнется война. Всех местных шлюх перетрахали, кое-каких девок перепортили, трактир разнесли. Каждый день драки – скучно им! И тут пришло кому-то в голову: а что это изгойка здесь так спокойно живет? Я дурак, Рил! Полный кретин! Привык, что все знают, что она этим не занимается, и не лезут к ней! – Он на секунду замолчал. – Я в тот день на рыбалку ушел. Ненадолго, рано утром. Она рыбу очень любила. А к ней пришли. Я вернулся... Я никогда не забуду, как я ее увидел. Она лежала в луже крови, и сережка вот эта рядом с ней валялась. Одна на ней, а эта, наверное, выпала. Я ее взял и в ухо себе воткнул, чтобы никогда не потерять. Я ее так и похоронил, в одной сережке. Я тогда лишь потому с ума не сошел, что у меня голова работала только в одном направлении: что я сделаю с теми, кто с ней все это... – Он опять замолчал.

– Ну, и? – не выдержала Рил. – Сделал?

– Да, – неохотно ответил Таш. Но ни за какие коврижки он не собирался рассказывать ей, что именно он с ними сделал.

– Ну и правильно, – негромко, но очень твердо одобрила Рил. – Если не наказывать зло, то что останется в мире, кроме неправды?

Таш удивленно глянул на свою подружку, так неожиданно обнаружившую в своей светлой головке нетипичные для девушки ее возраста мысли.

– Таш, а как бы тебя звали? – вдруг спросила она. – Я имею в виду полное имя, если бы твоя мама все-таки вышла замуж за твоего отца?

– Ташер Таэро Вагор.

Рил нацепила на его бритую голову венок, который машинально доплетала во время его рассказа, и, слегка дурачась, торжественно произнесла:

– Я, Арилика-Ирина Сергеевна Смолянская, беру тебя, Ташер Таэро Вагор, в законные мужья, чтобы быть рядом в горе и радости, богатстве и бедности до тех пор, пока смерть не разлучит нас! Аминь!

Она засмеялась, но глаза смотрели серьезно, и Таша не обманул ее веселый вид.

– Ты с ума сошла, Рил? – Сам он был так серьезен, как никогда в жизни. – И тебе не страшно, что я убийца? Ты вообще хоть раз задумывалась над этим? Я ведь не благородный герой из ольрийских сказаний, и я не только подонков убивал! Я за всю жизнь столько народа положил, что тебе и не снилось.

– Ты защищался! – с деланной беспечностью покачала головой Рил. – Но больше тебе не придется убивать! Теперь я буду тебя защищать!

От такой наглости Таш опешил, а потом поднялся, мягким движением перебросил Рил через плечо и, не обращая внимания на возмущенный визг, понес к дому.

– Значит, защищать меня собралась? Тогда будешь учиться до посинения!

И следующие дни Рил действительно пришлось учиться до этого самого посинения. Таш гонял ее как сидорову козу, но зато ночью она спала как убитая и не видела никаких кошмаров, чего он, собственно, и добивался.

Венк, который почему-то перестал уходить в свои родные болота, наблюдал над этими издевательствами и исподлобья бросал на Таша неодобрительные взгляды, которые тот благополучно игнорировал.

На третий день Венк не выдержал. Он остановил Рил, которая, еще слегка прихрамывая, шла по двору попить после очередной схватки с Ташем, и, презрительно цедя слова, сказал ей:

– Ты выбрала себе трусливого мужчину, красавица! Он ничего не умеет, кроме как сражаться с женщиной!

От возмущения Рил слегка растерялась и потому сама не поняла, как получилось так, что ее кинжал мгновенно оказался у горла Венка. Он замер, понимая, что дергаться не время, а Рил прошипела сквозь зубы:

– Не смей так говорить о нем!!!

– Не нужно защищать мое доброе имя, Рил! Я сам в состоянии это сделать. – Ни один из них не заметил, как Таш оказался рядом. Только что он сидел на другом конце двора, а сейчас стоял за спиной Венка, абсолютно расслабленный и насмешливо улыбающийся.

Рил убрала кинжал от горла Венка.

– Извини, это было очень глупо с моей стороны. – Было не очень понятно, перед кем именно она извиняется, но уточнять никто не стал.

– Я так понял, что ты хочешь, чтобы я и тебя чему-нибудь поучил? – поинтересовался Таш у хозяйкиного внучка.

Тот мрачно глянул на него.

– Как бы самому не пришлось поучиться!

– А отчего же и не поучиться, если есть чему? – У Таша, похоже, было хорошее настроение.

Они отошли в центр двора. Франя, предвкушая развлечение, принес Венку меч и позвал Уварду. Зрители расселись на бревне, и зрелище началось. Таш катал Венка по земле, как пятилетнего карапуза, попутно объясняя Рил, какие приемы он применяет и какие ошибки делает Венк. Разъяренный болотник поднимался, набрасывался на него, как бешеный бык на красную тряпку, и в глазах его было желание убить Таша не менее тысячи раз подряд. Наконец, полностью раздавленный и уничтоженный, Венк растянулся на земле. Таш взял его за шкирку и заботливо оттащил к бревну. Рил, всегда сочувствующая всем несчастным и обездоленным, побежала за водой, а Таш сел рядом с Франей. Он почти не запыхался.