Черная акула - Иван Сербин

— Заходите. — Он посторонился, пропуская визитера.

— Спасибо. — Тот шагнул в фойе. Прапорщик начал запирать дверь, продолжая говорить:

— Мне еще вечером показалось, что Максим Леонидович чем-то озабочен. Я подумал: может быть, у него что-то случилось, но… — Дежурный начал поворачиваться, и в ту же секунду широкоплечий ловко ткнул ему большим пальцем в нервный узел за ухом. Прапорщик странно хрюкнул, ноги его подкосились, и он мешком рухнул на пол. Фуражка слетела с его головы и покатилась в угол. Визитер подхватил обмякшего мужчину и шустро оттащил за консоль. Уложив прапорщика лицом вниз, широкоплечий достал из кармана моток лейкопластыря и стянул пленнику руки за спиной. Затем так же аккуратно и быстро заклеил рот. Достав рацию, посетитель щелкнул тумблером и скомандовал коротко:

— Пятерка — Шестому. Все чисто. Боковая дверца «рафика» распахнулась, и из нее выпрыгнул еще один боевик, одетый в черный комбинезон, легкую куртку и вязаную лыжную шапочку. За спиной Шестого на манер рюкзака были приторочены два коротких газовых баллона, в руке он держал изогнутый золотистый клюв ацетиленовой горелки. Пробежав через узенький тротуар, Шестой нырнул в предусмотрительно открытую Пятым дверь. Визитер, уже скинувший пальто, оказался одетым в форму прапорщика. Сейчас он натягивал на предплечье замусоленную повязку. Протянув Шестому ключи, боевик сообщил:

— Второй этаж. Третья дверь справа. Табличка на двери. Тот кивнул и запрыгал по затемненной лестнице. Пятый быстро запер входную дверь, еще раз внимательно оглядел пустынную улицу и направился в «аквариум». Усевшись на крутящийся стул, он уперся локтями в консоль и уставился в крохотный экранчик телевизора…

…Приходил он в себя медленно, в висках пульсировала тупая ноющая боль, глаза болели жутко, все тело ломило, словно на нем отплясывали чечетку умелые стэписты, причем азартно, со вкусом. Проскурин попытался повернуть голову и застонал от полыхнувшей в голове жгучей волны.

— Дайте воды товарищу майору, — произнес кто-то. И тогда Проскурин открыл глаза. Он лежал на полу в массивном полупустом кабинете: кое-как покрашенные стены, на потолке дешевая люстра, бетонный пол, затянутый линолеумом, и огромный, как аэродромное поле, стол. Проскурин пошевелился. Кто-то подошел справа и протянул стакан воды. «Спасибо, перебьюсь», — хотел выдохнуть майор, но язык не слушался. Во рту было сухо, словно он напился вчера до беспамятства и очнулся только на следующий день. Попить все-таки пришлось. Проскурин взял стакан и заметил, как сильно дрожит рука. Жидкость едва не выплескивалась через край. Сделав несколько жадных глотков, он поставил стакан рядом с собой на пол, подтянулся, сморщившись от боли в голове, и сел, привалившись спиной к стене, поджав к груди согнутые в коленях ноги. Только после этого ему удалось осмотреться. Одного из присутствующих майор узнал сразу. Это был тот самый парень, которого он ударил дверцей ипатовского «жигуленка». Переносица широкоплечего все еще была припухшей, под глазами темнели синяки. Рядом с ним возвышались еще двое таких же высоких, плечистых, массивных ребят. Все они были в обычных гражданских костюмах и пальто. На плече у каждого висел «кипарис» с толстой насадкой глушителя на крохотном стволе. За широким столом по-домашнему вольготно расположились двое. Крепко сбитый человек с тяжеловатым подбородком, почти лысый, как и сам Проскурин, с узенькой полоской волос, тронутых сединой. Одет он был также в гражданский костюм, но дорогой, стильный, темно-синий в тонкую полоску. Мужчина спокойно поглаживал лежащий на столе «ПМ». Рядом — этого Проскурин узнал сразу — сидел Сулимо. Убийца развалился на стуле, забросив за спинку левую руку, и покачивал носком сапога. Он тоже смотрел на Проскурина, но с улыбочкой, жестко. Слева у стены стоял полковник лет тридцати пяти, не больше. У двери возвышался еще один охранник, точная копия трех первых — даже лицами они были похожи, — тот самый, что подавал пленному воды. Проскурин подумал, затем кивнул на плечистых и обратился к лысоватому, безошибочно угадав в нем главного:

— И много у вас таких костоломов?

— Достаточно, — улыбнулся тот. — Я рад, что вы пришли в себя, Валерий Викторович. Очень приятно с вами познакомиться. Алексей Михайлович Саликов. — Он не поднялся, руки не подал, просто произнес имя, фамилию и отчество тихим спокойным голосом. Ни звания, ни чина. Понимал, что Проскурину и так все известно о нем. Вздохнул, улыбнулся едва заметно тонкими губами. — Что ж это вы, Валерий Викторович, так неосторожно? Вроде бы оперативник, должны понимать: лес — штука предательская. В лесу нужно быть особенно осмотрительным.

— Ага, поучите, поучите, — буркнул Проскурин, полез в карман, достал сигареты и закурил. В комнате повисло тяжелое молчание.

— Ну и на кой вы меня сюда притащили? — не выдержал первым Проскурин, глубоко затягиваясь сигаретой. — Алексея, насколько я понимаю, вам не удалось найти, полетную карту тоже. И потом, не думаете же вы, что я полез сюда без подстраховки? Мой друг в курсе всех дел, и, если я не появлюсь в определенное время в назначенном месте, он поймет, что со мной случилось, и поднимет тревогу.

— Это который друг, простите? — спокойно усмехнулся Саликов. Хоть он и задавал вопрос, в тоне его вопроса не слышалось. Зато слышалось безграничное спокойствие и даже легкое безразличие. — Ваш шофер Павел Бортник? Смею заверить, он уже не ждет ни вас, ни кого другого. Или, может быть, вы имеете в виду Максима Леонидовича Латко, который остался караулить у железнодорожной ветки? Не стоит о нем волноваться. Я отправил людей, и через пару минут Максим Леонидович присоединится к нашей скромной компании. Или вы говорите о том самом друге, который отдыхает на четвертом этаже травматологического отделения третьей горбольницы в боксе номер двенадцать? Проскурин почувствовал, как у него в животе ворочается холодный мокрый ком. Вот теперь ему стало страшно по-настоящему. Майор понял, что они проиграли по всем статьям.

— Во всяком случае, — пробормотал он, гася окурок об пол, — полетную карту вы так и не нашли.

— А полетная карта вместе со всеми остальными бумагами, разумеется, в сейфе у Максима Леонидовича, — все с тем же спокойствием добавил Саликов. — Как видите, Валерий Викторович, ваш друг Иван Давыдович Ипатов не напрасно предупреждал вас: мы знаем о каждом вашем шаге.

— У него что, микрофон на теле был? — усмехнулся Проскурин. — Надо же, этого я от Ивана не ожидал. — Он чуть было не добавил матерное ругательство, но подумал вдруг, что сказать подобное при этих людях значило бы унизить себя, а ему не хотелось унижаться. Даже перед смертью.

— Ну, зачем же так, Валерий Викторович? — вздохнул Саликов. — Вы слишком плохо думаете о людях. Все куда проще. У нас очень хорошая аппаратура. Борис Львович, — он повернулся к капитану, — могу я вас теперь так называть? Вы ведь уже почти гражданский человек.

— Ну разумеется, Алексей Михайлович, — скрипуче ответил тот и улыбнулся в ответ.

— Замечательно. В таком случае, Борис Львович, покажите, пожалуйста, Валерию Викторовичу то, о чем мы говорим.