Флорентийские маски - Роза Планас

Ласло изо всех сил старался выглядеть менее жалким, чем был на самом деле. Его слабый, как дрожащее на ветру пламя свечи, голос подействовал на Пола сильнее любой громогласной команды. Он встал и решительно пошел вслед за «садовницей». Андреа невозмутимо двигалась в сторону поджидавших ее мужчин. Полу было так страшно, что он не мог даже думать. Слова венгра его словно пришпорили, и он, не понимая, что происходит с ним и вокруг него, упорно следовал за женщиной, которая влекла его к себе столь же сильно, как пугала. Конец коридора был уже близко. Трое незнакомцев, чьи лица скрывали поля шляп, все так же молча ждали гостей, спустившихся по ступеням склепа.

Отступать, возвращаться было уже поздно – нужно было идти до конца. Уверенность в необратимости и неизбежности происходящего помогла Полу преодолеть страх. Он машинально осматривал помещение вокруг себя, стараясь заглянуть в каждый угол, в каждую щель между камнями и могильными плитами.

– Пол, эти люди расскажут тебе о том, что ты хотел узнать. Больше нет препятствий для того, чтобы ты узнал правду.

Эти слова Коломбина произнесла таким голосом, что энтомологу и в голову не пришло усомниться в ее искренности.

– Адвокат остался там, позади. Я думаю, нам стоит подождать его. Он имеет такое же право услышать, что расскажут эти люди.

– Ты слишком много думаешь о других, – с улыбкой сказала Коломбина и даже не оглянулась туда, где Ласло, мучимый судорогами, не то шел, не то полз в их сторону.

– По-моему, так будет правильно, – настаивал Пол. – Он приехал из Мексики, чтобы разыскать своего клиента. Как знать, может быть, этот человек как раз и находится здесь, среди этих троих, чьи лица скрыты масками и мраком.

Не успел он договорить, как один из трех незнакомцев шагнул вперед и сорвал с себя шляпу. Церемонно поклонившись, он сказал:

– Вы правы, я один из них. Быть может, я древнее, чем они, но присоединился я к ним совсем недавно.

Пол предвидел присутствие мексиканца в подземелье, опираясь не на логические умозаключения, а на какой-то внутренний импульс. Теперь его сердце наполнило отчаяние, уничтожив безвозвратно все надежды и воспоминания о добрых предзнаменованиях, которые грели его душу еще несколько секунд назад.

– Я нутром почувствовал, что если нам суждено увидеть этот череп, то вы непременно окажетесь рядом. Вот только мне до сих непонятно, зачем вам это нужно и что вы хотите получить, когда все закончится.

Антонио положил шляпу на пол и стал медленно снимать белые перчатки.

– Что мне нужно? Представление… Не думаю, что вы меня поймете.

Голос его прокатился под сводами подземелья, а затем он обернулся к своим спутникам. Тот, что стоял по правую руку от него, был библиотекарем, направившим Федерико в дом де Лукки, тем самым архивистом, который спасал книги во время наводнения. Этот человек знал Пиноккио и его историю лучше, чем кто бы то ни было. Он едва не сошел с ума в бесконечных поисках по всем библиотекам города, отчаянно надеясь найти свидетельства последних дней жизни марионетки, придуманной Коллоди. Он готов был отдать всю свою кровь за одну щепку – за щепку от того самого полена, из которого когда-то была вырезана ожившая кукла, – а душу он был готов продать за любую из ниток, приводивших в движение деревянную марионетку. Будь на то его власть, он спокойно предал бы весь город огню и разрушению, если бы это помогло вернуть из небытия деревянного человечка.

Там он и стоял – в дальнем конце коридора, одетый в смешной театральный костюм, не забывая ни на миг о данной когда-то клятве ордену карбонариев. Он всегда числился одним из самых радикальных членов ордена-секты, он верил в воскрешение дерева и в тайное бессмертие тех, кто умел призывать мертвых и поднимать их из могил. В молодости, уже далекой, он застал последние отголоски фашизма самого элитарного толка, утонченные революционные идеи на всю жизнь сохранились в памяти библиотекаря. Впрочем, никто и никогда не видел и не слышал, чтобы он выкрикивал фашистские лозунги или вскидывал руку в ритуальном приветствии. Сам он гордился тем, что никогда не надевал черную рубашку. Несмотря на это, его голос мог вогнать в страх любого не слишком сильного и волевого человека; от такого голоса звенели стекла в окнах и рассыпались на мелкие осколки хрустальные бокалы.

В руках библиотекарь бережно держал какую-то сумку; он явно ожидал указаний от Антонио, который, похоже, наслаждался самим фактом своего участия в этом безумно талантливом, с его точки зрения, спектакле.

– Ну что, Пол? Вы все еще думаете, что нам следует подождать моего адвоката? – спросил мексиканец театральным тоном. – Он вечно опаздывает. По-моему, настало время отказаться от его услуг. Что вы на это скажете?

Пол Харпер обернулся. Ласло ползком продолжал двигаться в их сторону. Время от времени он делал отчаянные попытки встать и приблизиться к своему мучителю с подобающим достоинством. Смех Антонио заставил Пола вздрогнуть. От этого смеха у него застыла кровь в жилах. Он не верил своим глазам: Антонио действительно забавлялся, видя, как страдает его давний знакомый. Образы, терзавшие память Ласло, казались всем присутствующим какой-то выдумкой, а его судороги – кривляньем, не заслуживающим сострадания. Так думали все, кроме Пола, которому уже довелось пережить нечто подобное.

– Это ничтожество с рабской душой не соизволило умереть, когда ему представилась прекрасная возможность закончить свою жизнь на героической ноте, и вот теперь, мистер Харпер, угрызения если не совести, то памяти заставляют его вести себя, как и подобает жалкому трусу.

– Вы просто чудовище, – заявил Пол, смело глядя в глаза Антонио. – Вы не имеете никакого права так обращаться с этим человеком.

Огонь, мелькнувший в глазах, скрытых за полумаской, заставил его замолчать. Ни один из персонажей «Комедии», пародии, сатиры или же карикатуры – всех жанров старинного итальянского искусства – не мог сравниться по жестокости и хладнокровному презрению с тем человеком, который стоял сейчас перед ним. Хотя одет Антонио был в костюм Арлекина, его ярость коренилась в какой-то древней культуре, атавизмы которой разбивали на мелкие кусочки копившуюся веками взвешенную мудрость театра. Он не был настоящим актером, ему доверили лишь одну роль – роль чудовища в человеческом обличье, в сердце которого живет жестокий, ненасытный, не ведающий жалости зверь.

Коломбина стояла неподвижно; похоже, ей эта ситуация была по меньшей мере не по душе. Никому и в голову не приходило прекратить мучения Ласло, прервав демонстрацию так садистски терзавшего его фильма.

– Зачем вы затащили нас сюда? Вы предали своих друзей. Я уверен, что вы несете всю ответственность за их исчезновение. Федерико и Марк помогали вам, чем могли, и, если в вашем сердце осталась хоть капля совести или здравого смысла, вы должны мне ответить на вопрос, почему вы с ними так поступили.

Пол молил об ответе, как умирающий от жажды умоляет дать ему глоток воды. Не гнев, но любопытство иссушало его изнутри. Ласло тем временем перестал шевелиться, не то потеряв сознание, не то окончательно впав в состояние, близкое к коме. Его глаза были неподвижно устремлены в какую-то далекую точку в пространстве.